Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Степан, сделав над собой немалое усилие, поднял автомат…
– Валим, Степа, валим! Это ловушка! – Дима снова упал и перекатился, что помогло ему избежать удара сорванной с канализационного люка крышкой.
Как ни клокотала внутри Гецко ненависть, но Донской прав: их здесь убьют. И он рванул. Изо всех своих оставшихся сил. Прочь от дома, где засели Новые. Чтобы выжить, вернуться, найти их и…
– Ах, шоб тоби!
Асфальт под Степаном вздыбился, и словно могучий кулак от души саданул его в спину. Краткие мгновения полета через капот стоявшей во дворе «Тойоты», стремительно приближающаяся кованая ограда, удар, боль, тьма…
* * *
Белизна ударила по глазам, как плеть, стоило лишь Степану открыть их. Он спешно зажмурился, ощущая, как слезы прокладывают дорожки по щекам. Где он? Больница? Да, похоже. Только почему он еще жив? Новые не стали добивать, сочтя мертвым? Верится с трудом: они четко различают, пересек ли человек границу жизни и смерти или еще барахтается на этой стороне. Кто-то его вытащил? Кто? Дима? Гецко был уверен, что в момент, когда он сам отправился в полет навстречу чугунной ограде, Донского тоже достали… Или показалось? Дима парень живучий и везучий – недаром такое сочетание имени и фамилии. Родители его выпендрились, конечно, по своей прихоти навеки обрекая своего сына на ассоциации с победителем Мамая на Куликовом поле. Но «как вы судно назовете, так оно и поплывет». На Диму правило действовало: плыл, даже когда другие тонули.
Если все так, из группы уцелели только они двое. Гецко скрипнул зубами. Долг Новых перед ним все растет, но однажды он взыщет с них сполна! Он дернулся на кровати и едва не взвыл от боли в ребрах и в голове.
Дверь в палату открылась, и вошла врач. Лет сорока на вид, с симпатичным, но усталым лицом и каштановыми с легкой проседью волосами.
– Вот ведь беспокойный пациент попался! Едва пришел в сознание – и сразу делать резкие движения, – попеняла она с порога. – У вас, между прочим, три ребра сломаны и сотрясение мозга. Так что дергаться при таком раскладе не стоит. И как ваш лечащий врач настоятельно рекомендую дать себе покой, если хотите быстрее встать на ноги.
Гецко попытался выдать ей самую обаятельную из своих улыбок.
– Ша, доктор, та разве ж я смикаюсь. Так, трошки…
– Знаю я ваши «трошки», – ворчливо перебила его врач. – Про таких, как вы, боевики снимают. Только отвернешься, вы капельницы посрывали и деру в одном исподнем.
Степан напустил на себя самый невинный вид, на который только был способен, хотя мысленно неистово чертыхался: сотряс и переломы – это погано. Такое надолго выводит из строя. А чтобы убивать Новых, надо быть в форме.
– Та ни, доктор! Я не такой. Я покладистый. А боевики… они уси брешут.
Она недоверчиво прищурилась.
– Покладистый, говорите? Ну, давайте я вас осмотрю, покладистый.
Степан действительно терпеливо перенес всю процедуру осмотра, лишь пару раз слегка поморщившись от боли.
– Значит, так, – врач сурово глянула на него. – Учитывая ваши травмы, состояние у вас удовлетворительное. Поэтому в виде исключения разрешу короткое посещение. К вам пришли двое ваших друзей и были очень настойчивы, – пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Гецко. – Но два строгих условия: не совершать резких движений и не волноваться. Иначе… – В финале своей короткой речи врач повесила внушительную паузу, отбивая охоту выяснять, что же осталось недосказанным.
«Самоконтроль!» – мысленно скомандовал себе Гецко и выполнил эту команду образцово-показательно. Даже придирчивый взгляд врача не обнаружил внешних проявлений бури эмоций, разыгравшейся внутри Степана при словах «двое ваших друзей»: лишь бы пустили, лишь бы не стали чинить препятствий! Правда, он понятия не имел, что за «двое друзей». Возможно, они как раз пришли забрать его жизнь. Но даже если так, пусть! Степан смертельно устал от постоянной войны, но прекратить ее он был не в состоянии: ненависть не позволяла. Если же кто-то сделает это за него: подведет черту под его жизнью, полной потерь и злоключений, он даже особо возражать не будет. Уж лучше так, чем беспомощно лежать в больнице и копить в себе боль и ненависть для следующей битвы с Новыми, которая, возможно, закончится очередными потерями среди тех, кого Степан будет считать своими… Если же к нему пришли действительно друзья…
Вообще-то удивительно, что к только пришедшему в сознание пациенту с тяжелыми травмами пускают посетителей. «Они были очень убедительны». Это как, интересно? Взятка? Угрозы? Псионическое воздействие? Ладно, узнаем…
Тут Степан сообразил, что врач выжидательно смотрит на него.
– Вы в состоянии их принять?
– А як же, доктор! С нашей радостью. Обещаю не волноваться.
В моменты сильных переживаний суржик, с которым Степан в обычной жизни был неразлучен, слетал с него, как шелуха. Как хорошо, что врач этого не знала!
Тайм-аут между уходом врача и появлением посетителей получился совсем маленьким, так что у Степана даже толком не было времени помучиться догадками по поводу личностей «друзей». Честно говоря, он ожидал уже чего угодно, от Новых-убийц до коллег с пакетом мандаринов. Но все же итоговый гибридный вариант его удивил.
Гибридный, потому что в палату вошел Дима Донской и неизвестная шатенка лет тридцати пяти.
– Ну, здравствуй, Степа. – На губах Донского застыла несколько напряженная улыбка. – Рад, что ты живой.
– Здоровеньки булы, Дима! Ты будешь смеяться, но я тоже этому рад. А шо це за дивчина з тобой?
– Дивчина… – усмехнулся Донской. – «Дивчина» здесь для того, Степа, чтобы ты быстрее поправился.
– Это як же… – В глазах Гецко заплясали бесы.
– Гусары, молчать! – даже обычная присказка Донского сейчас прозвучала как-то неестественно натужно, хоть он и улыбался. Что-то было не так. Конкретно не так. Или с Димой, или с этой шатенкой… или с обоими. – Она поможет тебе, но иначе, чем ты подумал… если ты разрешишь, конечно.
– Що видбувается, Дима?
– Ничего хорошего, Степа, – кривая улыбка Донского выглядела уже болезненной гримасой. – Вся наша группа уничтожена. И снайперы, и страхующие, и команда поддержки. Новые нашли нашу штаб-квартиру.
– А ты, я бачу, уцелел. И ни царапинки.
– А ты, я гляжу, уже в предатели меня записал? – почти передразнил Донской.
– Я тильки запитую. Это ж вы, москали, балакаете, що на воре шапка горит. Я тебе що ни в чому не звиноувачував. И потом хтось же нас подставил – попередив Новых и здав уси наши группы.
Донской помрачнел.
– Кто-то – это Воротынцев, штабной аналитик. Его подкараулили без пси-блокиратора и обработали голосом сирены.
– Звидки ти знаешь?
– От тех, кто вытащил из ловушки живыми и меня, и тебя. Потому что мы кое-кому понадобились.