Когда генерал Леба покидал дом на улице Сен-Доминик, куда явился обсудить решение генштаба об обороне Лилля, то он сказал сопровождавшему его заместителю: «У меня две звезды на рукаве, а у него — три. Как я могу с ним спорить?»

Начало разработки Англией и Францией совместных военных планов относится к 1905 году, когда Россия потерпела от японцев поражение, имевшее далеко идущие последствия: оно вскрыло ее слабость в военном отношении и нарушило равновесие сил в Европе. Неожиданно и одновременно правительства всех стран поняли, что, если бы любая из них выбрала этот момент для развязывания войны, то Франции пришлось бы сражаться без союзника. Правительство Германии сразу же решило осуществить пробу сил. Спустя три недели после поражения русских под Мукденом в 1905 году Франции был брошен вызов: 31 марта кайзер сенсационно появился в Танжере. Французам стало совершенно ясно, что Германия пытается нащупать возможность осуществления того самого «Опять» и непременно воспользуется удобным случаем, если не сейчас, то в скором времени. «Как и другие, я приехал в Париж в тот день в девять утра, — писал поэт и издатель Шарль Пеги, склонный к мистицизму социалист, выступающий против своей партии, и католик, критикующий церковь. Он выражал тогда чувства, которые разделяли едва ли не все во Франции. — Как и многие, в одиннадцать тридцать я узнал, что в эти два часа начался новый период в истории моей жизни, в истории моей страны, в истории мира».

Что касается его жизни, то слова Пеги оказались пророческими. В августе 1914 года, в возрасте сорока одного года, он пошел добровольцем на военную службу и был убит в бою под Марной 7 сентября.

В Англии так же остро реагировали на вызов в Танжере. Ее военные институты в то время подвергались коренной перестройке, которой руководил комитет лорда Эшера. В комитет, помимо самого лорда Эшера, входили энергичный первый морской лорд сэр Джон Фишер, сотрясавший флот взрывами своих реформ, и армейский офицер сэр Джордж Кларк, известный своими новаторскими идеями в сфере имперской стратегии. «Триумвират Эшера» создал Комитет имперской обороны для руководства политикой, касающейся ведения войны, в который Эшер вошел как постоянный член, а Кларк — как секретарь. «Комитет Эшера» даровал армии пока безгрешный генеральный штаб. Как раз в то время, когда кайзер, нервничая, разъезжал по улицам Танжера на чересчур горячем белом коне, генеральный штаб проводил теоретическую военную игру, основанную на предположении, что немцы двинутся через Бельгию широким фланговым маневром севернее и западнее Мааса. Карта маневров заставила начальника отдела военных операций, генерала Грайерсона, и его помощника, генерала Робертсона, прийти к выводу, что будет мало шансов остановить немецкое наступление, если «английские войска не прибудут на место боев быстро и в достаточном количестве».

В то время англичане рассчитывали на ведение кампании в Бельгии только своими силами. Премьер-министр, консерватор Бальфур, немедленно попросил представить ему доклад о том, насколько быстро удастся отмобилизовать четыре дивизии и высадить их в Бельгии в случае вторжения Германии. В разгар кризиса, когда Грайерсон и Робертсон находились на континенте, изучая местность вдоль франко-прусской границы, правительство Бальфура пало.

Нервы у всех сторон были натянуты до предела: все ожидали, что Германия, возможно, воспользуется катастрофическим поражением России и грядущим летом начнет войну. Никаких планов взаимодействия английских и французских армий еще не существовало. Британия переживала муки предстоящих всеобщих выборов и все министры разъехались по стране для участия в предвыборной кампании, и французы были вынуждены пойти на неофициальные шаги. Французский военный атташе в Лондоне майор Югэ вступил в контакт с активным и деятельным посредником полковником Репингтоном, военным обозревателем газеты «Таймс», который с благословения Эшера и Кларка начал переговоры. В меморандуме, представленном французскому правительству, Репингтон спрашивал: «Можем ли мы принять в качестве основного принципа то, что Франция не пересечет бельгийских границ, если ее не вынудит к этому Германия, первой нарушив нейтралитет Бельгии?»

«Безусловно да», — ответили французы.

«Понимает ли французская сторона, — спрашивал полковник, намереваясь одновременно и предупредить, и подсказать, — что любое нарушение бельгийского нейтралитета означает для нас автоматическое выполнение наших договорных обязательств?» За всю историю ни одно английское правительство не брало на себя обязательств «автоматически» предпринимать какие-либо действия в случае определенных обстоятельств, однако полковник, закусив удила, мчался во весь опор, опережая события.

«Франция всегда рассчитывала на это, — последовал несколько ошеломляющий ответ, — однако мы никогда не получали официальных подтверждений».

Благодаря дальнейшим наводящим вопросам полковник выяснил, что французы с заметным скептицизмом относились к независимым действиям англичан в Бельгии и полагали «совершенно необходимым» объединенное командование: на суше — во главе с Францией, а на море — под руководством Англией.

Тем временем на выборах победили либералы. Традиционно выступая против войны и авантюр за границей, они были уверены в том, что добрые намерения могут сохранить мир. Новым министром иностранных дел Великобритании стал сэр Эдвард Грей, переживший смерть своей жены, которая скончалась через месяц после его назначения на пост. Новый военный министр в кабинете, Ричард Холдейн, в прошлом — адвокат-барристер, был приверженцем немецкой философии. Когда военные спросили его на совещании, какую армию он хотел бы создать, Холдейн ответил: «Гегелевскую». «После этого разговор прекратился», — писал он.

Грей, которого французы пытались осторожно прощупать, дал понять, что у него нет намерения «отступать» от гарантий, данных Франции его предшественником. Столкнувшись с серьезным кризисом в первую же неделю своего пребывания на посту, Грей поинтересовался у Холдейна, разработаны ли Англией какие-либо мероприятия на случай выступления вместе с Францией при возникновении чрезвычайных обстоятельств. Холдейн просмотрел все папки, но ничего не обнаружил. Проведенное им расследование показало, что переброска четырех дивизий на континент займет два месяца.

Грей поинтересовался, нельзя ли провести в качестве «военной меры предосторожности» переговоры двух генеральных штабов, не связывая при этом Англию какими-либо обязательствами. Холдейн проконсультировался с премьер-министром сэром Генри Кэмпбеллом-Баннерманом. Несмотря на свою партийную принадлежность, Кэмпбелл-Баннерман лично очень любил все французское и иногда даже отправлялся на пароходе через пролив, чтобы пообедать в Кале. Он дал свое согласие на переговоры между штабами, впрочем, с оговорками и особо упирая на «совместные приготовления». Приближаясь, по мнению премьер-министра, при существующем положении дел «весьма близко к почетному взаимопониманию», страны могли нарушить привлекательную свободу Антанты. Дабы избежать подобных неприятностей, Холдейн устроил так, что для французов было составлено письмо, которое подписали генерал Грайерсон и майор Югэ и которое гласило, что эти переговоры ничем не обязывают Англию. Установив такую безопасную формулу, Холдейн дал санкцию на открытие переговоров. Таким образом, он, Грей и премьер-министр, не поставив в известность прочих членов кабинета, позволили дальнейшим событиям развиваться по воле военных, сочтя переговоры «сугубо ведомственным вопросом».