– Хорошо, хорошо, хорошо. Если вы это утверждаете…

– Да, утверждаю! – почти закричала я, с трудом сдерживая свои эмоции.

– Я лишь хотел предупредить вас, чтобы это не было неприятным сюрпризом, ну или, я не знаю, разочарованием… В случае получения нового наследства, например.

Я с трудом сдерживала раздражение, но все же смогла взять себя в руки и сухо ответить ему:

– Я прекрасно справляюсь со сложившейся ситуацией, хотя она и достаточно непроста, благодарю вас.

– Я очень рад этому…

– Я тоже.

– Однако я полагаю, что вашу будущую покупку мы запишем как ваше личное имущество, если, конечно, вы ее осуществите до подписания брачного контракта. Не так ли?

Я стояла неподвижно, и на моем лице явно было написано смятение и нерешительность.

– Не так ли, мадемуазель? – настаивал он.

– Я… я не знаю. Будет видно, когда я найду подходящую квартиру.

Я дрожала. Я не верила сама себе. Как могли столь решительные слова вылететь из этого рта, того самого рта, который целовал губы Луи, ласкал его тело и член, а вместе с этим и всю его душу лишь несколько дней назад в Мальмезоне. Впрочем, кажется, что то цветочное безумство уже так далеко… При этой мысли моя татуировка дала о себе знать и на моем лице отобразилась недовольная гримаса.

Такой мой ответ лишь ненадолго отсрочил принятие окончательного решения, он был весьма двусмысленным, чтобы дать понять господину нотариусу, что ему удалось меня поколебать. Однако я на данный момент видела лишь одно противоядие – отказ.

Он сдержанно улыбнулся, но в его улыбке проскользнуло что-то лукавое, может, он даже не отдавал себе в этом отчета, так много хитрости было в его натуре.

Затем месье Шурманом проводил меня до офиса своего клерка, где нас встретила молодая и очень симпатичная девушка. Месье Шурманом покровительственно положил мне руку на плечо, тем самым выражая чуть ль не отеческую заботу по отношению ко мне.

– Вы совершенно правы, что не торопите события. Дайте себе время подумать… Мы никогда не уделяем достаточного количества часов для того, чтобы поразмыслить над важными вопросами.

Говорил ли он о покупке моей будущей квартиры?.. Или о прошлом братьев Барле?

Я все еще размышляла над двусмысленностью его тирады, но он уже удалился, как краб в свою пещеру под скалой.

К счастью, наш мозг выполняет ту же работу, что и монтажник в кино. Он вырезает некоторые моменты, стирает обыденность из воспоминаний повседневной жизни, и лишь в критические моменты мы вспоминаем самое необходимое.

Это пятнадцатое мая было одним из таких дней, чудесным образом наполненных сильными ощущениями. Я почти ничего не запомнила из туманных поучений месье Шурманома, этот отрезок дня уже почти полностью выветрился из моей памяти. В 8 часов вечера я уже оказалась в вестибюле небольшого симпатичного отеля, перед большой двустворчатой позолоченной дверью в английском стиле.

– Здравствуйте, меня ожидают в пятнадцатом номере.

– Так… Пятнадцатый, – подтвердила брюнетка с короткой стрижкой. – Да, ваш друг уже прибыл. Это на втором этаже.

Во время нашего ленивого времяпрепровождения в «Жозефине» я много рассказывала Луи, чтобы немножко заинтриговать его, о свиданиях вслепую, которые неизвестный мужчина назначал Соне в течение долгих месяцев. Луи очень удивлялся, что этот человек продолжал с ней встречаться, несмотря на официальное закрытие эскортового агентства «Ночные красавицы», где они и познакомились.

Если вначале для моей подруги это было просто развлечением, способным хоть немного разнообразить повседневность, то вскоре превратилось в навязчивую идею. Когда, после их многочисленных утех в полной темноте, на горизонте возникла угроза исчезновения незнакомца из ее жизни, она решила снять с него покров тайны и однажды во время их игр неожиданно включила свет в комнате. С тех пор этот мужчина, чей член всегда пах клубникой или малиной, возбуждался при виде Сони настолько, что превосходил сам себя, хотя и без того отличался богатой фантазией. Она могла говорить о нем часами, чем повергала Фреда в серьезное уныние.

– Ты здесь? – прошептала я, проскальзывая в щель между двойными дверями. Это было обязательным условием этой игры, этой фантазии: проникнуть в комнату так, чтобы никто тебя не увидел и ты никого не заметила, чтобы ни один луч света не проник вовнутрь. Это возможно было сделать только в комнатах с двойными дверями, между которыми пряталась небольшая ступенька. Между дверями образовывался как бы небольшой коридор, позволявший контролировать поток света, делая так, чтобы он не проник в комнату.

Я остановила свой выбор на данном отеле именно из-за этой его особенности, поскольку ничто не гарантировало, что мы сможем нормально расслабиться вдали от нашего любимого «Шарма».

– Заходи… – прошептал он из противоположного окну угла.

Нет, неправда, теперь я вспомнила, что Луи ничего подобного не говорил. Напротив, он молчал, лишь улыбаясь, и из-за этого в комнате действительно возникла атмосфера полной анонимности между нами. Луи даже не побрызгался сегодня любимой туалетной водой. В общем, я должна была воспользоваться только своими руками, чтобы узнать его и довериться ему. Больше ничто не могло мне помочь понять, что в этой кромешной тьме находится именно он.

Мы молчали. Я с трудом угадывала его тень, которая сидела на изогнутой кушетке около кровати. Он не двигался. Видимо, за то время, что Луи ждал меня здесь, его глаза уже немного привыкли к этой темноте, потому что я отчетливо чувствовала на себе его взгляд, который блуждал по моему телу. Не говоря ни слова, я разделась, медленно, снимая вещь за вещью, тоже, в свою очередь, стараясь не нарушить правила нашей игры и сохранить хрупкую атмосферу тайны. В тишине я легла на кровать, которую он заботливо расправил, и приготовилась ждать.

Я почувствовала нежное и легкое прикосновение его кожи, когда он дотронулся до моих ног, и поняла, что он тоже полностью обнажен. Комнату постепенно стали заполнять другие звуки: прерывистое дыхание, которое учащалось с каждой минутой, я слышала, как он ласкает рукой свой член, как он кончает. Слышать, как Луи мастурбирует, но не видеть его, не иметь возможности дотронуться до него показалось мне самой интимной из наших фантазий. То, что могло быть слишком грубым или откровенным под пристальным взглядом, в темноте становилось особенно чувственным, обострялось каждое движение, каждое прикосновение. Игра в кошки-мышки.

Благодаря этой ситуации я впервые могла услышать то, что мне так всегда хотелось: я слышала, как он ласкает головку своего члена, крайнюю плоть, как напрягается его уздечка, вплоть до болевых ощущений, и изо рта вырывается короткий стон, я чувствовала, как приоткрываются его влажные губы, как он смачивает в слюне пальцы и снова опускает руку на член, который сводит легкой судорогой.

Несмотря на расстояние между нами, мой нос чувствовал запах его фаллоса. Желание Луи возрастало с каждой минутой, и запах становился все сильнее, все острее, предвещая скорое наступление момента истинного наслаждения. Мне, в свою очередь, тоже не нужно было отдавать особых распоряжений, чтобы я начала ласкать себя. Я лежала, широко раздвинув ноги, и меня совершенно не смущал его пристальный взгляд. Раньше мне всегда было неприятно заниматься этим в присутствии Луи, и я уже давно этого не делала. Я начала ласкать себя широкими круговыми движениями. Потом сильно сжала набухший клитор, не отдавая себя отчета в том, что он захочет сделать то же самое, но наверняка гораздо менее ловко, чем я сама. Я засунула в свою влажную от желания попку три пальца одновременно, решительно, настойчиво, но я не хотела, чтобы Луи принял мое внезапное желание за призыв. Я хотела быть удовлетворенной, да; я хотела, чтобы это сделал он, да – но только тогда, когда я действительно захочу, не опуская ни одной из сладких томных прелюдий. И ничто уже не могло меня остановить, когда я была опьянена сексуальным желанием, которое наполнило воздух в нашей комнате. Резкий удар его члена по моему лицу прекратил полет фантазии. Я, пожалуй, была даже больше удивлена, чем раздосадована. Я настолько унеслась со своими желаниями и удовольствиями, что даже не заметила, как он подошел ко мне, неслышно ступая по мягкому ковру. Его горячее дыхание медленно обволакивало меня, мою шею, живот, грудь, как пелена тонкого теплого дождя в темную ночь.