В другом конце комнаты Сезар, запрокинув голову, приложился к своей фляжке. Он страдал в одиночестве, отказываясь слушать слова утешения даже от Сьюзет. Валери жалела, что он так суров с самим собой. Наверное, корит себя за то, что не сумел защитить свою девочку.

Вокруг суетились плакальщицы. Они бормотали мягкие вкрадчивые слова, пустые и ненужные. Такие же бесполезные речи они вели в любом доме, где поселилось горе.

— Она теперь в лучшем мире.

— Хорошо, что у вас осталась Валери.

— Вы вполне можете родить еще…

Клод и несколько девушек одевали тело Люси, старательно обмыв его. Их подташнивало, когда они поднимали тяжелые конечности. Закутывать Люси в полотно, украшать ее цветами — это им казалось чем-то непристойным и оскорбительным.

Валери держалась поблизости, но молчала и не шевелилась. Подруги и рады бы ее поддержать, но они не знали, как это сделать. В конце концов Валери оставили наедине с ее печалью.

Пришедшие в дом соседи чувствовали, что надо бы поговорить о покойнице, но что тут скажешь? Они думали о Люси, и, наверное, этого было вполне достаточно. Люди перешептывались по углам, не в силах сосредоточиться на беде, потому что их тревожила приближавшаяся ночь. Кровавая луна должна сегодня взойти опять, во второй раз, в этом уверены самые древние старики. Мужчины поглядывали на своих дочерей, гадая, кто из девушек может оказаться следующей жертвой.

— Но п-почему Волк ненавидит нас? — спросил наконец Клод, и все тут же зашикали на него.

Простой вопрос. Вот только никто не мог на него ответить.

Роксана кашлянула, и этот тихий вежливый звук как будто заполнил всю комнату.

Напряжение разрушил стук в дверь.

— Это Лазары…

Валери едва расслышала слова матери. Как и подруги, она повернулась к двери. В комнату вошли все три поколения — престарелая мадам Лазар, ее сын, вдовец Адриен, и его сын Генри. Роза осторожно улыбнулась младшему Лазару, но молодой кузнец высматривал Валери. Однако та не глянула ему в лицо, она даже отступила назад. Генри почтительно поклонился, не пытаясь приблизиться к ней.

Он знал, что Валери не из тех, кто охотно показывает свои чувства.

Валери остро ощущала и присутствие Генри, и матушкино недовольство таким поведением дочери. Ей хотелось сказать гневные слова о том, что за нее все решили без ее согласия… но она поняла, что не сможет это сделать.

Да и не время.

Она вопросительно посмотрела на отца, и тот кивком разрешил ей уйти. Валери поднялась на чердак, туда, где они с Люси всегда спали в одной кровати. И осторожно потрогала васильки, которые сестра, так любившая все украшать, повесила над своей стороной постели.

Валери казалось, что от горя ее кожа страшно натянулась и стала чересчур тонкой, малейшее неосторожное движение, и лопнет. Легкие будто опустели, и набрать в них воздуха никак не удавалось.

Мадам Лазар, войдя в дом Сьюзет с осуждающей миной на лице, осторожно подняла руку и пригладила свои седые волосы. Старая женщина давно успела забыть, каково это — находиться среди чужих людей; оно и к лучшему, потому что ее неподвижный взгляд многим внушал боязнь. Селяне недолюбливали мадам Лазар, в особенности им не нравилось то, как от нее пахло. Чем-то вроде смеси крахмала и чеснока.

— Я весьма сочувствую вашему горю, — сказала старуха ошеломленной, надломленной Сьюзет.

Адриен подошел к Сезару, чтобы пожать руку несчастному отцу Люси. Старший кузнец был все еще красив, правда, несколько грубоватой красотой, и морщин на его мужественном лице было пока не слишком много.

— Люси была хорошей девушкой, — сказал он.

Слово «была» ударило по нервам Сезара. Он еще не смирился с утратой. За ним водилась привычка заливать спиртным все, что ему не нравилось, но в этот раз… Сьюзет, посмотрев на мужа, покачала головой, и Сезар прекрасно понял, что это значит: убери свою флягу!

Клод, то ли желая поучаствовать в событиях, то ли из озорства, продемонстрировал свой фокус с картой, выудив ее из-за уха мадам Лазар. Она оттолкнула юношу.

Карта отлетела в сторону.

Мадам Лазар взяла предложенную кружку, поднесла к губам и сделала вид, что никакого Клода вовсе не существует.

Валери, не желая видеть происходящее внизу, сидела на краю их с Люси кровати, вдыхая запах сестры, запах единственного человека, которому доверяла безоглядно. Она знала, что этот запах скоро исчезнет.

Валери сдвинула доску на потолке. Там был тайничок; из него девушка достала кустик лаванды, завернутый в лоскут, и вспомнила, как ходила в лес с Люси и матерью. Они шли мимо полей, где тонкие стебли пшеницы колыхались под ветерком, и добирались до поляны, сплошь фиолетовой от лаванды. Собирали ее, пока не краснели от раздражения пальцы, и Люси складывала цветы в подол юбки. А Сьюзет никогда не забывала прихватить с собой целебную мазь для рук.

Отвлекшись от воспоминаний, Валери снова глянула вниз, в главную комнату. Доносились голоса, но девушка не старалась вникать в разговоры. Появлялись новые лица, кто-то, наоборот, уходил. Валери смотрела как будто сквозь людей, ей трудно было поверить, что все они реальны. Девушка погрузилась в гул, голоса словно текли вокруг нее…

Внизу лежало тело ее сестры, неподвижное, как предмет обстановки.

Все жители Даггорхорна сочли своим долгом нанести визит несчастной семье и сказать последнее «прости» усопшей. Но при этом они слегка смущались, как будто подглядывали за чем-то очень интимным, — и все старались не задерживаться в доме.

Сьюзет сидела на низком табурете у огня. Валери заметила, как мать окинула Генри долгим взглядом. Что-то беспокоило Сьюзет, она нервничала, когда молодой кузнец оказывался поблизости. Можно было подумать, что она хочет заполучить парня для себя, а не для дочери.

Валери легла на бок — и вдруг на нее волной накатил сон, подхватил и унес куда-то…

* * *

Девушка проснулась и вспомнила, как они еще совсем недавно играли с Люси по вечерам. Валери притворялась Волком, она кралась в сумерках за сестрой и рычала, а потом прыгала на нее. То, что для родителей было вопросом жизни и смерти, для маленьких девочек было просто забавой. Однажды, доведя сестру до слез, а потом утешая, Валери вдруг поняла: в ней есть нечто разрушительное, даже предательское. Но после того как их козочку Флору принесли в жертву Волку, она больше не пугала Люси.

Валери долго терзала себя воспоминаниями, ковырялась в старых ранах. Наконец она снова посмотрела с чердака вниз. Лазары еще не ушли, а ее подруги задремали на табуретах. Она увидела свою мать, сидевшую в одиночестве у стола, — Сьюзет казалась смирившейся в зловещем сиянии единственной свечи. Заметив дочь, Сьюзет встала и пошла к ведущей на чердак лестнице.

— Даже в такое тяжелое время у нас есть хорошие новости, — сказала она, поднявшись наверх; ее голова находилась вровень с плечами Валери.