— Эй, чего опять не так? — с некоторой опаской поинтересовался я, подозревая, что допустил какую-то тактическую ошибку и сейчас меня будут воспитывать.

— Все не так, — мрачно заметил маг, — здесь нет выхода в Паутину.

— То есть как?.. — не понял я.

— Так. Гроздь; слышал когда?

Я кивнул, удержавшись от резонного вопроса: что делать?

Хасиддо достал кортик и принялся что-то с ним шаманить — тогда я понятия не имел о магических способах определения направления. Клинок, надо сказать, у Хаса знатный: узкое трехгранное лезвие дымчатой стали, удобная даже на вид гарда с мудреным узором и россыпью мелких кристалликов обсидовита. Белая рукоять, по-видимому, из кости и еще один, хитро ограненный кристалл обсидовита в навершии… Такие куют лишь в одном-единственном мире во всей Паутине. На родине куратора. Редкость необычайная и цена соответствующая. Такому клинку место в коллекции какого-нибудь президента или, на худой конец, царя, а он на поясе болтается…

— Туда, — махнул он рукой куда-то вдаль. — Выход недалеко. Надеюсь, он ведет в Паутину, а не в соседний мир.

Зря надеялся. Из мира камней и холода мы попали в душные джунгли, населенные лютыми москитами и громадными змеями. Оттуда — в пустыню, где без запаса воды нам пришлось совсем туго. За пустыней было вообще дикое место, где землю покрывал толстый слой выбеленных солнцем костей.

Когда в глазах перестали мелькать разноцветные искры после очередного перехода, оказалось, мы стоим посреди мощенной рыжеватым булыжником площади. Рядом со мной напряженно озирался Хасиддо.

В центре площади — круглой и довольно просторной — возвышался заросший местным аналогом плюща памятник, а во все стороны разбегались шесть нешироких улочек без тротуаров. Понятно; значит, местные пользуются либо гужевым транспортом, либо и вовсе — ручными тачками. А что? Средневековая Европа именно так и жила, все улицы были в конских яблоках, а вдоль домов хорошо если прорыты сточные канавы. Воду от стирки и помои ведь куда лили? Правильно, за окно. Кстати, под окнами местных двухэтажных каменных строений лучше ходить с оглядкой…

Я сказал об этом товарищу и тут же оказался удостоен поучительной лекции:

— А вот это действительно интересно. Во всех мирах Паутины непременно найдешь что-то схожее в быту, строениях, культуре. Словно Мастер установил для всех единые правила жизни с различными вариациями. Всюду общество живет по каким-то законам, строятся дома, изготавливается посуда, печется хлеб… Да, это не шутка. Почему пшеница, — единственный злак, общий для всех миров, — тайна, покрытая мраком.

Ну да. Город, куда нас занесло, ничем не отличается от наших представлений о Средневековье. Те же каменные блоки, из которых сложены стены, те же ставни на окнах; даже двускатные крыши — и те крыты черепицей. Правда, синей, но уж какая есть. И еще было в нем что-то настораживающее, какая-то неправильность.

— Хас, тебе ничего странным не кажется? — спросил я, сообразив, что именно меня тревожит.

— Что именно? — тут же уточнил он.

— Да безлюдно как-то, тихо…

— Точно! Солнце висит над головой как укор совести, а на площади пусто. И на улицах тоже. Сиеста у них, что ли?

Не ответив, я обошел товарища и направился к торчащему зеленой грудой памятнику. Прикинул высоту, подтянулся на руках и резво взобрался на постамент, где начал очищать камень от растительности.

— Корнеев! А-ну, слезь оттуда! — раздался властный окрик.

— Ха-ас, ты чего? Интересно же!

— Интересно ему! А если эта дрянь ядовитая, тогда что? А ты ее голыми руками обрываешь!

— Понял. — Я потянул из-за ремня складной нож. Вниз полетели срезанные стебли, из-под зелени появились очертания смутно знакомой фигуры. Да ну нафиг!!! — Хас, ты такое видел?

— Нет, не видел. А ты что, с этим трубачом лично знаком? — усмехнулся старший товарищ.

— Почти… — пробормотал я, с недоверием ощупывая покрытую бронзой статую пионера-горниста. Господи, откуда он здесь взялся?!

— Слезай уже, археолог-любитель, — позвал меня Хасиддо, — я направление на выход определил. Тут всего ничего — километров двадцать будет.

Под ногами бугрился округлый камень мощеной улочки, по бокам возвышались дома, сиротливо глядевшие на нас пустыми глазницами темных окон, а за спиной осталась площадь с земным памятником. Кстати, а городок-то действительно смахивает на старую Европу: те же неприветливые улочки, те же узкие переулки, куда только боком и протиснешься, вот только шума людского не хватает, запахов; идешь как в музее…

«Обратите внимание — слева памятник архитектуры семнадцатого века. Стиль — позднее фиг-его-знает-что, всем смотреть и восхищаться! Корнеев!!! Немедленно отлепил жвачку с фасада!!!» — будто наяву услыхал я голос Инги Валерьевны, нашей классной руководительницы. Я даже хмыкнул: как вчера было! Мимо с деловитым жужжанием пронеслось мохнатое насекомое, смахивающее на крупного шмеля; меж камней мостовой тут и там гордо торчали проросшие стебли, даже на вид — жесткие и неприятные; тихо скрипели покачивающиеся вывески над дверями. Мои подозрения по поводу мертвого города обретали все большую уверенность. И ведь что-то заставило людей бросить обжитые места… Или кто-то. Ох, не столкнуться бы с этим…

После часа или около того путешествия по запутанным улочкам, мы остановились у двери харчевни. По крайней мере, вывеска с изображением миски и ложки намекала именно на это.

— Вот, к слову, еще один образец схожести культур в мирах, — заметил Хасиддо, толкнув дверь и первым проходя в помещение. — Можно не знать местного языка, но уж такие родные с детства предметы узнаешь с ходу, да и сами они тоже встречаются в подавляющем большинстве миров. Вилка, к примеру, мало где распространена, а вот ложка, хоть и разных размеров и форм, — практически повсеместно.

Н-да… Как и ожидалось, заведение нас встретило пустым залом. Семь рядов длинных деревянных столов, мощные лавки, отполированные до блеска задами посетителей, потухший камин с висящим на крюке закопченным до черноты котлом, дверь, видимо в каморку, сразу же за барной стойкой, лестничный марш с перилами, уходящий на второй этаж, и пыль. Всюду — на столах, на полу из горбылей, в плошках светильников с торчащими из застывшего жира фитилями — она лежала ровным нетронутым слоем. Я выглянул в окно. За время наших блужданий полдень сменился мягким сумраком вечера. Не мал оказался город, ничего не скажешь, может, не мегаполис, но уж точно не провинциальный городишко.

— Значит, так, — начал распоряжаться старший товарищ, — дверь запри, вон засов в углу стоит. И окна закрой ставнями. А я проверю второй этаж и займусь освещением.

— Мы что, тут остановимся? — спросил я, когда он снова вернулся в зал.

— Тебе что-то не нравится? — Хас шел вдоль стен, зажигая фитили в светильниках. — Дверь крепкая, окна закрываются, комнаты с кроватями опять же. Или ты предлагаешь другое место поискать для ночевки?