когда мы разговаривали с тобой, я считал тебя взрослым, говорил с тобой на равных. А ты…

Отец ссутулился, поник, став вдруг меньше ростом, и шаркающими, стариковскими шагами вернулся на кухню. Мать застыла в проеме двери, зажав рукой немой крик.

С досады Колька бросился в комнату под колючее одеяло, вцепился зубами в кулак и беззвучно разрыдался. Он не выходил из комнаты до следующего утра, хотя всю ночь не мог уснуть. Мешала злость на Светкиных обидчиков и родительский горячий спор за тонкой стенкой. Мальчик не мог разобрать слов, но мамин голос, умоляющий и полный отчаяния, сдавливал его сердце, заставляя глубже зарываться под одеяло.

Утром злоключения его из-за украденных шпаной продуктов продолжились. Утром перед всей семьей на тарелках вместо каши лежали грубые лепешки из перемолотых картофельных очисток и стаканы с кипятком. Наташка капризно надула губы:

– Я не буду, не буду!

Отец спокойно завернул свою порцию в газету, натянул ставшую вдруг не по размеру большой куртку и в первый раз ушел на работу в качестве грузчика. Сыну, когда тот, измученный бессонной ночью, прошел в ванную, он не сказал ни слова.

– Мама, ну я не хочу, они невкусные. Где каша? – канючила сестра.

Мать молчала, кусая губы, словно хотела удержать слова, рвущиеся наружу. Ей пришлось поделиться запасами с соседкой, чтобы хоть немного возместить случившуюся по Колькиной вине пропажу. А он, несмотря на ужасный голод, ведь ничего же не ел со вчерашнего утра, выдул залпом горячую воду, отодвинул тарелку с лепешкой и, не поднимая глаз, буркнул «спасибо».

Когда Антонина утихомирила хныкающую дочь и вышла за ним в коридор, Кольки уже и след простыл. Мальчишка вышагивал по тротуару с портфелем в руке, пиная от кипящей внутри злости мелкие камешки.

Глупая Светка, приспичило же ей прыгать в свои дурацкие классики! И тут же устыдился своей мысли. Все-таки на маленькую девочку напали, отняли продукты, обсмеяли. Она и не просила о помощи – тихо скулила себе в кустах в ожидании наказания. Ладно, уже что сделано, то сделано. Только что им теперь есть целый месяц?

Эта забота буквально разрывала Кольке сердце. Возле школы при виде беззаботно щебечущих школьников с ранцами его передернуло. Вспомнил о шепотках за спиной, тыкающих в его сторону пальцах. Немец – вот что его ждет в школе! С урчащим животом и поганым настроением в школу совсем не тянуло. Колька в отчаянии стукнул портфелем по металлической ограде и привычно развернулся обратно, по асфальтовой ленте в сторону родной заброшки. Вдоль трамвайных путей, дальше пройти пустырь, миновать заброшенный парк, и вот его «версальский дворец», что приютил Кольку с Санькой да их друзей-бродяжек.

Оказавшись среди привычных руин, Колька первым делом стянул с шеи галстук и сунул его в портфель. Потом пошарил в тайнике, чем бы хоть немного утолить голод, мучивший его уже целые сутки. Но пространство под сломанным перевернутым шкафом было пустым.

– Брюхо крутит с голодухи? – захихикал знакомый голос. В углу из-под самодельного навеса высунулась вихрастая голова Анчутки. – Слопали еще на прошлой неделе последнюю консерву. Ух! Холодища! Анрюха побег сейчас к хлебному, хочет стянуть булку, пока грузчик лотки тягает. Горячий хлеб с молоком – самое с утра вкусняцкое, в деревне мамка часто нам стряпала лепешки с парным молоком. Чай тоже ничего, хоть и горько без рафинада. Воды накипячу, озяб чего-то.

Целыми днями Анчутка с Пельменем таскались по улицам столицы, выискивая, где можно стянуть продукты, выпросить копеечку у сердобольной гражданки или сдернуть с веревки сохнущее белье.

Колька даже не задумывался, что у приятелей нет дома, родителей, а будущее ограничено одним днем. Привык к ним, ходил вместе с ребятами на вылазки, рассматривая такие прогулки как необычные приключения. Но ведь не всегда же жили они бездомными воришками, среди руин, которые так напоминали разрушенную войной детскую судьбу.

– Яш, а тебе в деревне нравилось жить? – спросил у приятеля печальный Колька.

– Конечно, там простор. И воздух! Вдохнешь – и как меду глотнул. А тута… тьфу, вонища, шум, все деловые, как председатель наш.

– А зачем ты тогда в город уехал?

– Так голодно жилось. Есть было нечего, сначала мать померла от голода, потом дед и братишки, я к тетке перебрался. Она хоть и распухла вся от водянки, но долго по дому ползала, по чугункам еду искала. Когда и тетка померла, я чуть-чуть у соседки пожил, Андрюшкиной матери. Только их там своих пять ртов голодных. Вот в город и подались на товарняке. Пельменя с собой прихватил: вдвоем сподручнее.

– А почему вы картошку там, капусту не выращивали?

– Да как не выращивали, все было – свекла, горох, капуста, морква. Корова была. У меня мамка хозяйственная, всю жизнь внаклонку над грядками. В колхоз сначала урожай и корову забрали. Потом немцы всех кур порубили. Как немцы ушли, председатель тоже по домам пошел зерно искать. Потом засуха была. Вот мы в город и подались, здесь еды поболе. Думали, работу найдем, чтобы деньгами помогать Андрюшкиной матери. У него малые братья и сестры в деревне остались.

У Кольки все сдавило внутри от жалости к приятелю – один живет в ненавистном городе, бросил родной дом…

Тем временем через неровный проем в катакомбы протиснулась широкоплечая фигура в огромной тельняшке, свисающей почти до колен. Пельмень с ликованием показал грязный подол, в котором лежали два свежих калача.

– Во! Еле ноги унес! И водитель за мной бежал, и дворник! А я калачи к пузу примотал – и чесать дворами!

Они принялись пить горьковатый чай, который уже успел вскипеть на костре, щедро откусывая от мягких золотистых колец. Случайное лакомство закончилось слишком быстро.

– Уф, ну и красота, каждый день бы так. – Андрей с сожалением рассматривал ароматные крошки на чумазой ладони. А Яшка вдруг зашелся в глубоком грудном кашле.

Колька с набитым ртом посоветовал:

– Постучи его по спине, подавился от жадности.

Пельмень замотал головой, а когда Анчутка скрылся под навесом, объяснил тихо:

– Занедужил Яшка, кашляет и кашляет, как собака на дворе.

– Теплым молоком с маслом его отпоить надо, сахару ложечку можно для сладости, – дал совет мальчишка.

– Или редьку с медом натереть. Тоже хорошо от хвори, – согласился приятель.

Оба смолкли, понимая, что не каждый день беспризорникам удается найти кусок хлеба, о каком уж тут молоке или меде может идти речь.

– А ты чё, со школы опять сбег? – поинтересовался Пельмень.

Колька в ответ лишь кивнул: рассказывать об унизительном прозвище не поворачивался язык. Даже думать про школу не хотелось. Хотя он твердо решил завязать со старой жизнью,