– В убийстве.

– Это серьезно.

– Не то слово… Я адвоката наняла, он в суд обращался, но и там уже муж покойной побывал. И с прокурором договорился, и в суде. Я как знала, что он захочет Илью загубить…

– Как ты в суд ходила, меня это мало волнует. А вот кого он убил, это бы я хотел знать.

– Он не убивал.

– Ты в этом уверена? Только начистоту?

– Нет… То есть да… Я не знаю… Девушка у него была, они в школе вместе учились, она его из армии ждала, а потом они расстались. Она замуж вышла, он на мне женился, вроде бы все хорошо было, а тогда, ну, помнишь, на новоселье он много выпил, в город поехал, с этой встретился. Ну а утром ее в реке утопшую нашли…

– Значит, все-таки уехал. Шальной он был, я еще подумал, как бы не случилось чего, остановить пытался, а он все равно уехал…

– И я, дура, не остановила…

– Плохо ему с твоими гостями было.

– Знаю… Но он сам не стремился в наш круг. Мог бы в институт заочно поступить, бизнесом бы занялся, нет, сиднем дома сидел. Мне-то спокойней, когда он дома, я потому его и не подгоняла… Ничего, если все хорошо будет, я его и в институт заставлю поступить, и работать он у меня будет…

– Хорошо – это как?

– Может, выкрутится. Может, настоящего виновника найдут. Или условно дадут…

– За убийство?! Условно?!

– Адвокат говорит, что можно повернуть как убийство из ревности.

– Да можно и за неосторожное убийство условный срок получить, – усмехнулся Андрей.

Новые времена – новые поправки в Уголовный кодекс. Он знал немало случаев, когда за убийство преступника приговаривали к десяти, к двенадцати годам лишения свободы, но условно. Якобы Министерство юстиции взяло курс на расчистку тюрем и лагерных зон, да только почему-то процесс очищения носит избирательный характер. Есть деньги – получишь условное за убийство, нет – будешь тянуть срок за украденную с голодухи булку хлеба.

– Да, мне говорили. Но с этим мы разберемся.

– А я с чем разобраться должен?

– С Ильей. Скоро суд будет, попробуем его под залог освободить, но это время, а он уже здесь, в тюрьме. Ты бы взял его под свой присмотр.

– Надсмотр ему и без меня гарантирован, а насчет присмотра надо подумать…

– Андрей, мы же родственники.

– Это как раз и плохо. Если вскроется факт, что я мужу своей родственницы помогаю, у меня могут быть неприятности.

– Какие неприятности, о чем ты говоришь? Я же не прошу тебя, чтобы он в твоем кабинете жил. С камерой ему хорошей помоги, чтобы подонков там поменьше было…

– Тюрьма – это такое место, где и приличный человек подонком стать может… С камерой решить можно, но если я начну кому-то помогать, начнутся разговоры, а у нас как везде – все друг за другом следят…

В тюрьме, как в театральном закулисье – тихие склоки, мелочные интриги, заговоры, подножки. За те шесть лет, что Андрей работал в Сизо, он ко всему этому смог привыкнуть – и то потому, что его в школе милиции морально подготавливали. На лекциях преподаватели вычитывали информационно-политические агитки о высоком предназначении офицера российской милиции, а в неформальной обстановке рассказывали о черновой изнанке реальной действительности. В сущности, так оно и оказалось. Правда, начальник тюрьмы, как истинный хозяин положения, держал неспокойный коллектив крепко в узде и в одной упряжке, не допуская разногласицы в стиле «лебедь, рак и щука». Все проблемы решались на месте, сор из избы не выносился, потому и не катилась телега в прокуратуру по надзору, не летели в Сизо проверяющие из других не менее суровых инстанций. Андрей знал, что если провинится, наручники на него не наденут, но иногда ему казалось, что лучше попасть под следствие за злоупотребления, чем предстать пред гневные очи начальника тюрьмы. Юрий Дмитриевич Бугримов только со стороны мог показаться добряком, при необходимости мог задать такого перцу, что воздух покажется водой. Однажды Андрей попал под его горячую руку, так чуть не захлебнулся…

– Я все понимаю, Андрей, – кивнула Нила. – Ты скажи, сколько надо, я заплачу…

– А вот это ты зря, – нахмурился он. – Хотя сказала правильно: теперь мне деваться некуда, придется помочь, чтобы ты никогда больше речь о деньгах не заводила.

– Может быть, ты не так понял, – замялась она. – Может, для кого-то деньги нужны. Ты же не самый главный начальник, ты же не все решаешь.

– Деньги нужны. Твоему Илье нужны. С деньгами он и сыт будет, и обогрет. И передачку можешь ему передать…

– Да, я собрала, у меня в машине, может, передашь?

– Деньги передам, – кивнул Андрей. – А передачу через пункт приема, на общих основаниях.

– Там же очередь.

– А в очереди люди, которые очередь свою продают. Если запрещенных вложений нет, посылку передадут в целости и сохранности, у нас с этим строго…

– Да уж, строже не бывает, – усмехнулась Нила.

– Не я эти порядки устанавливаю и не мне их отменять. Да и для твоего Ильи будет лучше. Если кто узнает, что он из моего кабинета с посылкой вышел – ты хоть представляешь, что с ним будет? И убить могут. Обвинят в сотрудничестве с оперчастью – и на нож. Да, и такое у нас бывает, мы, конечно, боремся, но не всегда успешно…

– А телефон передать ему можно?

– Не положено. С моего телефона позвонит, у меня в кабинете, только ты «симку» ему передай, а то у меня денег на счете не очень…

– А ты скажи мне свой номер телефона, я положу деньги на твой счет.

Андрей мог бы воспользоваться моментом: Нила была сейчас в таком состоянии, что не задумываясь положила бы на его счет и пять, и десять тысяч. Но он не стал этого делать.

– Не надо, – покачал он головой. – Просто «симку» ему передай.

– Даже не знаю, как тебя благодарить. Если какие вдруг проблемы, ты не стесняйся, обращайся ко мне.

– Я подумаю.

Он устремил взгляд на закрытые ворота, сосредоточенно поджал губы – всем своим видом показал, что ему пора. Но Нила не торопилась выходить из машины.

– Я еще тебя спросить хотела, – неуверенно сказала она.

– Да.

– Мама твоя говорила, что ты работаешь оперуполномоченным в тюрьме.

– Допустим.

– Это как бы сыщик, я правильно понимаю?

– Ну, в общем-то, да. Оперативная часть следственного изолятора осуществляет оперативно-розыскную деятельность. Я понятно говорю?

– Думаю, что да. Поэтому и спрашиваю, может быть, ты мне поможешь?

– Чем?

– Я же говорю – Илья не убивал. Кто-то другой это сделал, может, муж убитой… Окулов его фамилия, имя-отчество – Антон Борисович. Вот бы провести расследование… Я понимаю, это не твое дело, но я бы заплатила тебе. Нет, не как должностному лицу, а как частному детективу. В точности по прейскуранту.