Поймав мой удивленный взгляд, он добавил:

–  Не разрешаю выносить книги за пределы этой комнаты.

– Боишься, корешок оторву? –  решила поддеть его.

–  Судя по тому, как ты растеребила книгу в своей комнате, доверять важные для меня книги, я тебе не могу.

Это было обидно. С детства я привыкла обращаться с книгами бережно. Даже научилась брошюровать. Нужно будет вернуться вечером в библиотеку и починить развалившийся экземпляр. Может музам после меня он пригодится.

Дарринг отошел к столу, сделал какую-то пометку в блокноте. После этого протянул мне одну маску, а сам надел вторую. Маска была черная, ажурная, вся в пыли. Я ее тряхнула несколько раз, чихнула и надела. Взглянула в отражение стеклянных дверей шкафа. Даже не Хэллоуин, вполне прилично. Можно изобразить покорную рабыню, которую вывели на прогулку. Дарринг появился за моим плечом, на нем была такая же маска. Мы неплохо смотримся вместе, как близнецы. Его темные волосы были в тон моим, одинаковые маски, даже костюмы сегодня были в одной цветовой гамме. Точнее, мое платье было неизменным за неимением другого, а мой хозяин любил наряжаться, меняя костюмы ежедневно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Думаю, мы можем выйти на улицу, – он подставил локоть, на который я не без удовольствия оперлась.

Спускаться по лестнице в пышном платье, темной маске, под руку с Даррингом, было волнительно. Перед глазами пробежали кадры «Титаника», красота Кейт Уинслет и галантность Леонардо ДиКаприо. Маленький гномик подбежал и открыл перед нами дверь.

Солнечный свет больно ударил по глазам. Несколько дней, проведенные в темной комнате, сказались на моем восприятии света. Дарринг, видимо, тоже отвык. Выйдя, мы сразу остановились и пару минут пытались привыкнуть к дневному свету. Когда глаза адаптировались, оказалось, что мы стоим на широком крыльце, с которого спускались несколько ступенек, ведущие к тенистой аллее.

Из ближайших кустов нам навстречу выскочила большая черная собака. Гладкая черная шерсть блестела на солнце, а из пасти стекали слюни.

– Лайто, фу, – скомандовал Дарринг.

Пес остановился и непонимающе посмотрел на хозяина.

– Лайто – сторожевой пес, – пояснил Дарринг, – он разорвет любого, кто появится на его пути. Обычно его выпускают только вечером, так что никогда не выходи на улицу до обеда. Иначе даже я не смогу защитить.

Я посмотрела в глаза «охранной собаке». Умные, понимающие, они с интересом разглядывали меня. Поймала его взгляд, повернула голову направо – он повторил за мной, повернула налево – пес сделал тоже самое. Я отпустила руку Дарринга и протянула руку к собаке.

– Не надо, – рванулся ко мне Дарринг, но я уже гладила собаку по голове. Лайто сидел, не сопротивлялся и не выказывал недовольства.

– Как ты смогла? – Дарринг обошел собаку с другой стороны и смотрел, как тот ласково протягивает ко мне морду. – Этот пес должен был разорвать тебя. Ну руку откусить – точно. Ты мне собаку сломала.

– Ничего не сломала, – рассмеялась я. – Просто твой пес намного умнее, чем ты думаешь. Да и я не первый день имею дело с собаками. Я росла в районе, где в каждом дворе держали сторожевого пса. Чтобы ходить к друзьям в гости, нужно было найти общий язык с каждой дворовой собакой. Этому быстро учишься.

Дарринг сел на корточки рядом с нами и погладил Лайто по голове. Он коснулся моей руки, и по всему телу пробежала легкая дрожь. Этот мужчина на меня неправильно влияет. Млеть от любого прикосновения незнакомого мужчины было не в моих правилах, но я категорически ничего не могла с собой поделать. Хотелось, чтобы он прикасался ко мне, гладил по волосам, как в тот день, когда я упала в обморок.

Мне показалось, что искра, пробежавшая между нами, задела и его. Не отстранился, растерянно проводил рукой по собачьей голове. Казалось, он отгородился от внешнего мира, полностью сосредоточившись на ощущениях.

– Знаешь, а ведь Химуру он даже близко к себе не подпускает.

Я только рассмеялась.

– Не удивительно. Собаки вообще не очень любят земноводных.

– Земно… кого? – Дарринг вернулся в реальность и с трудом пытался переварить незнакомое для него слово.

– Земно, – показала я руками вниз, – водные, – изобразила греблю. – Это те, кто может жить и на земле, и на воде. Ящерицы, змеи, лягушки.

– Но Химура не любит воду, – удивился Дарринг. – Не видел ее купающейся с самого детства.

– Значит она Гингема, – с уверенностью добавила я. Но новое слово смутило моего хозяина еще больше.

– Гин.. кто? Да что же у вас слова все такие длинные! – Он встал на ноги и приказал Лайто идти в дом.

– Гин-ге-ма, – по слогам повторила я, давясь от смеха. – Это в детской сказке была такая ведьма, которая растворилась, когда на нее вылили воду.

Дарринг залился приступом безудержного смеха. Маска съехала на бок, когда он пытался вытереть выступившие от смеха слезы.

– Прости, – еле выговорил он, – я в красках представил сцену, как ты выливаешь на Химуру ведро воды, а она шипит и растворяется.

Я тоже это представила и присоединилась к нашему, уже общему, смеху. Когда мы успокоились, он стал почти серьезным.

– Но все-таки, почему у вас на Земле такие сложные слова? Я даже выговорить не могу. Гим-гем-на, – попытался повторить он.

Я замахала руками, останавливая его.

– Гин-ге-ма.

– Гин-ме-ма.

– Давай лучше сократим, – сдалась я после пары десятков попыток научить ректора Академии выговаривать земные слова. – Пусть будет Гина.

Дарринг несказанно обрадовался, свои тщетные попытки ему явно не доставляли удовольствия.

– Тогда давай и тебя я буду звать не Кристина, а Крис. Так ведь проще?

Он с мольбой в глазах смотрел на меня. Я улыбнулась. Хозяин просит разрешение у рабыни называть ее по-другому. Мне казалось, что в рабстве можно хоть хомячком назвать, раб должен кивать и молчать.

– Хорошо. Крис тоже очень неплохо звучит, – я еще раз проговорила свое новое имя, – мне нравится!

– Но это только между нами, ты помнишь! – строго посмотрел он на меня, когда мы вышли из аллеи и оказались на пастбище, где паслись животные и работники складывали тюки с сеном.