Двейн посмотрел на министра и опустил глаза, министр с улыбочкой признался:

— To, что вы называете "конфетно-букетным периодом", в Оденсе называют ореховой неделькой, это время, когда парочки, у которых только начинаются отношения, гуляют в Центральном Парке. Там на каждом перекрестке продают орехи, на любой вкус и кошелек, и это единственная еда, которой разрешено торговать там круглый год, вокруг парка полно ресторанов и закусочных, но они дорогие, это элитный район, студенты там не отдыхают. Студенты мерзнут, ходят пешком и едят орехи, о недавно влюбившемся говорят "орехами запах".

— Прикольно, — улыбнулась Вера, призадумалась, посмотрела на министра: — Как результативно вы его на бытовой факультет сослали.

Министр слегка смущенно улыбнулся, тихо сказал:

— Он учится с сильнейшими магами королевства, общается с отпрысками знатных фамилий, тренируется с лучшими бойцами столицы, при этом с ровесниками почти не пересекается — они не дотягивают до него по знаниям и навыкам, ему будет с ними не интересно. Но если постоянно сравнивать себя с теми, кто старше, сильнее и богаче, то можно заработать комплексы, а с его силой, быть психически травмированным опасно. В том числе, для окружающих.

Вера задумчиво посмотрела на министра и кивнула, опять взяла ложку. И опять не донесла кусок до рта — Барт явился.

— А у меня все все равно доказалось! Смотри! — и ткнул ей под нос колбу со стрелкой, дрожащей на единице. Министр тронул его за рукав, разворачивая колбу к себе, стрелка тут же поднялась до двойки, он убрал руку — она опала до единицы.

— А ты господину желала что-нибудь? — заглянул ей в лицо Барт.

— Нет.

— А Двейну?

— Тоже нет.

Барт сунул колбу Двейну, в его руках стрелка покачивалась между нулем и единицей.

— Это, наверное, просто от общения с тобой происходит, — помрачнел Барт, усмехнулся: — Не зря Док тебя больным прописывает. Ладно, я попозже повторю так, чтобы лично к тебе не заходить, попрошу через кого-нибудь передать, чтобы ты меня не благословляла. А где моя тарелка?

— Выбирай любую.

— Я возьму кастрюлю! Ковшик вот этот возьму, с тефтельками, можно? Только разогрею чуть-чуть…

За спиной что-то затрещало и резко завоняло паленым, Вера обернулась, Барт со смущенным видом держал ковшик на весу левитацией, а на столешнице дымился коричневый круг с дно ковшика размером.

— Фиговый ты бытовик, Барт, — вздохнула Вера, — проветривай теперь, только не магией, пожалуйста.

Он медленно пошел к окну, не отрывая глаз от парящего ковшика, который начинал подрагивать, как только он отвлекался.

Двейн с тяжким вздохом встал, достал разделочную доску, поймал ковшик за край ручки и поставил на тумбу. Отвесил Барту подзатыльник и молча вернулся за стол.

Барт открыл форточку, взял ложку и ковшик, с опущенной головой подошел к столу и остановился. Вера подняла на него глаза и выдвинула вторую табуретку:

— Садись, разрушитель.

Он вздохнул и сел, но есть не начал, Вера не понимала, в чем дело, переводила взгляд с Барта на Двейна, на министра, никто не ел, тишина становилась все тяжелее, она поняла, что все поглядывают на министра Шена. Он задумчиво рассматривал ложку, нагнетая напряжение, потом медленно поднял глаза на Барта и сказал:

— На пикник не идешь, — все выдохнули, Барт помрачнел и надулся, — будешь дежурить на базе с Двейном и группой штрафников. Хочешь что-то сказать?

— Не хочу, — Барт взял ложку и ковырнул намертво пригоревшую ко дну тефтелю, вздохнул, обернулся на раковину, посмотрел на Веру: — Я же сказал не мыть посуду.

— А я и не мыла, — она подняла глаза на министра, тот с улыбкой качнул головой.

— Я мыл, — вздохнул Двейн, — я знаю, что ты никогда не делаешь того, что обещаешь.

Барт надулся еще сильнее:

— Я бы сегодня вымыл.

— Вот этот ковшик сегодня и вымоешь, — фыркнул Двейн.

Все замолчали, стало неуютно, Вера толкнула Барта локтем и шепнула:

— Как прошло свидание?

— Это было не свидание, — поморщился Барт, как будто уже устал это всем доказывать.

— А что это было?

— Мы просто гуляли.

— Там, где обычно гуляют парочки?

— Это Центральный Парк, там все гуляют.

— Вдвоем гуляли?

— Да.

— Медленно и с удовольствием?

— Да, — Барт начал улыбаться, хотя изо всех сил пытался делать недовольную физиономию.

— Разговаривали не по делу?

— Обо всем понемногу.

— И орехи ели?

— Мы просто хотели есть! — медленно выдохнул Барт, она рассмеялась:

— Ну-ну.

— Что "ну-ну"? — скривился Барт, Вера сделала невинные глаза, он простонал: — У нас ничего нет!

— А она в курсе, что у вас ничего нет?

— Вера!

— Что — "Вера"? Я тебе помочь пытаюсь! Это ее ты "случайно" поцеловал?

— Ее. Но я ей все объяснил, и она поняла, мы это проехали.

— А потом ты повел ее туда, где гуляют парочки, общаться на отвлеченные темы и есть орехи?

— Это была просто дружеская прогулка.

— Ты этот вопрос с ней уточни на всякий случай, чтобы потом проблем не было.

— Как уточнить?

— Прямо и четко, возьми и скажи — хочу прояснить один момент, мы тут исключительно в качестве коллег, и никакой романтики не подразумевается, я хочу это особо подчеркнуть, во избежание недопониманий.

— Нет, — смущенно улыбнулся Барт, ковыряя тефтели и краснея.

— Почему нет?

— Ну а вдруг что-то пойдет не по плану?

— To есть, ты все-таки рассматриваешь такую возможность?

— Ну нельзя же ее вообще исключить, — он говорил все тише и забуривался в глубины ковшика, как будто хотел там спрятаться. Вера решительно кивнула:

— Можно. чаще всего, люди прекрасно знают, может у них что-то быть с конкретным человеком или нет, и если не может, то это категорично нет, и об этом легко можно сказать.

— Ну… можно. Но не в этом случае.

— To есть, вы не просто друзья?

— Отцепись, — Барт натолкал полный рот тефтелек и изображал хомяка, смущенного, но где-то в глубине души довольного.

— Ты съезжаешь с темы, — мурлыкнула Вера.

— Потому что я не собираюсь это обсуждать, — с набитым ртом заявил Барт.

— Почему? — округлила глаза Вера.

— Потому что это — личное, — он выскреб еще ложку тефтельной массы, с трудом затолкал в рот, раздув щеки до невероятных размеров, и встал- Это же просто дружба без амуров, что тут личного? — наигранно удивилась Вера, Барт положил ложку, мрачно посопел, поклонился и исчез.