мгновений стоит, подрагивая плечами, а его расслабленные руки, как плети, болтаются вдоль тела. Он ещё раз встряхивается и идёт дальше. Его движения свободны и невероятно красивы.

Всем этим людям предстоит сегодня немалая работа. Но работа не рутинная, которой и так полна жизнь, а радостная, праздничная работа с собой.

Лесная дорога привела путников к обширному земляному амфитеатру. Ну, не совсем амфитеатру, мысленно поправила себя Искра. Вокруг обширной поляны поднимались пологие пригорки, замыкающие примерно три четверти круга. На этих пригорках рассаживались люди. В центре поляны несколько мужчин складывали костёр. На дальнем от входа и дороги конце амфитеатра сидели старики и старухи в светлых одеждах. Для них были устроены лавочки. Ближе всех к “сцене” сидела Белая Росомаха. У её ног на земле устроился Чёрный Волк. Приходящие люди подходили к Белой Росомахе и старикам и почтительно с ними здоровались.

— Это — Совет Белых, — пояснила Зайка, — наиболее уважаемые и мудрые из людей нашего племени. Они хранят нашу мудрость, помогают вождю принимать решения, судят тяжбы и предсказывают.

— Что предсказывают? — поинтересовалась Ависар.

— То, что пожелает рассказать Лес, — сказала Зайка. — Ну и ещё, конечно, характеры.

— Предсказывать характеры? — удивилась Ависар.

— Да. Когда рождается ребёнок — ему нужно дать имя. А как понять зверя, не зная нрав?

— Я думал, имя происходит от зверя-покровителя, — сказал Маиран.

— Так и есть, — ответила Зайка, но, сообразив, что её всё ещё не поняли, добавила. — Разве станет зверь покровительствовать человеку, который будет ему не по нраву?

— А что означает твоё имя? — живо заинтересовался этой темой Дон.

Зайка опустила взгляд.

— Заяц — особое имя, — медленно произнесла она. — Нас, как весенних зайчат, кормят все матери. Так называют того, чьи родители умерли, когда он был ещё младенцем.

— Извини, — проявил вежливость огородник.

— Тебе не за что просить прощения, — ответила девушка, — ты лишь узнал то, что и так все знают. И моё имя ничем не хуже любого другого, — с гордостью добавила она.

Половина амфитеатра по правую руку от Белых была многолюдна. Там собралось не меньше народу, чем днём собралось вокруг Круга Отрицания. Но для такого количества людей толпа издавала удивительно мало шума. Зайка проводила путников на другую, левую половину, а сама откланялась и ушла к своим.

Здесь было гораздо просторнее, люди сидели несколькими кучками и это были в основном молодые парни и девушки. Расспросив их, Корон выяснил, что это гости из других поселений, которые решили встретить это Полнолуние здесь. Они не были так сосредоточены, как хозяева, видно было, что они — лишь зрители, но не участники. Корон быстро нашёл общий язык с гостями деревни и начал обмениваться с ними разными историями. Вскоре почти вся левая половина амфитеатра собралась вокруг него.

“И этот человек умеет смущаться и краснеть от неловкости”, — удивилась Искра, глядя на то, как мальчик ловко обменивает истории об Орденах и вообще мире за пределами Леса на информацию об обычаях Лесного Народа.

Откуда-то прибежал Рыжий Белка и в красках рассказал историю появления путников в деревне, включая рассказ про Игру. Молодой охотник хлопнул Корона по плечу и снова убежал, оставляя юного Хранителя на растерзание теперь ещё более любопытных слушателей.

Улавливая эти разговоры Искра внезапно поняла, что Лесной Народ вовсе не представляет собой какую-то одну общность. Так, например, существовало два больших рода — Дети Зверей и Дети Деревьев и последние носили имена, связанные вовсе не с животными-покровителями, а с названиями растений. Был упомянут также и Горный Народ — тоже потомки аборигенов, выживших после колонизации Кай-Дон-Мона, но спрятавшиеся от Высоких Людей гораздо дальше вглубь Ничьих Земель. Насколько поняла Искра, они неохотно общались даже с Лесным Народом, не говоря уже обо всех остальных. Собеседники Корона упомянули какого-то человека со смешным именем Ржавый Лось, который отправился в горы и вот уже много лет живёт с Горным Народом. “И они его до сих пор не прогнали, так что и с ними, как оказалось, можно сладить”, — заявил один из парней.

К тому моменту, как сумерки окончательно сгустились, костёр в центре поляны запылал в полную силу, а Искра успела хорошенько рассмотреть всю “сцену” внутри амфитеатра. Между костром и Белыми — ровная утрамбованная площадка. Между Искрой и костром — ещё одна площадка, поменьше, наполовину усыпанная песком, наполовину — рыхлой землёй. Левее Искры вкопаны в землю четыре высоких, раз в шесть выше человека, столба. На выходе из амфитеатра, с другой стороны от костра относительно Белых, соломенные и деревянные мишени. На противоположной от Искры стороне арены установлено на двух столбиках горизонтальное бревно шагов десяти в длину. Как продолжения его с обеих сторон — по несколько пеньков разной высоты. По краю арены вьётся дорожка, изрытая ямами и кочками, как старыми, так и совсем свежими.

Чёрный Волк встал и вышел на ровную площадку. Гул голосов на мгновение усилился и смолк.

— Айа куэ вие морго паирасен! — провозгласил вождь.

— Айа! — хором ответили ему люди.

— Мы собрались здесь для того, чтобы отметить Полнолуние, — произнёс Чёрный Волк. — Пусть же те, кто покажут свою силу, ловкость, мудрость и чуткость будут вознаграждены, и пусть не будут вознаграждены те, чей час еще не пришел. Да поможет Лес выдать награды по справедливости. С вашим доверием в сердце объявляю: Праздник начинается!

Стоило смолкнуть последнему слову вождя, как раздался гулкий звук. Как только звук умер, ему вслед раздался ещё один. Размеренно и раскатисто над поляной разносилось бумммм… Бумммм… Буммм… Источником звука был большой бубен в руках мужчины, стоящего позади Белых. Он был очень высоким по меркам Лесного Народа, телосложением напоминал Дона — такой же длинный и сухощавый. Его движения были исполнены неторопливого достоинства. Ударяя в бубен, мужчина пританцовывал на месте, поворачиваясь и наклоняясь и Искра была готова поклясться, что в его то ли светлых, то ли седых волосах, спускающихся до плеч, не было именной косички.

Большому бубну ответил другой, из части круга напротив той, где сидели путники. Тот бубен был поменьше и звук его был выше и быстрее затихал. Второй бубен выбивал более сложный ритм, в промежутке между двумя ударами большого, он успевал откликнуться трижды.

Третий бубен раздался за спиной Искры. Он был больше второго, но меньше первого и его удары были будто бы эхом большого бубна, лишь на мгновение отставая от него.

На четвертом бубне, на дальней стороне поляны, играла молодая девушка. Её бубен был самым маленьким и торопливым. Иногда он смолкал и тогда девушка закрывала глаза, покачиваясь в такт