Это были тела холмовиков – семерых! Их можно было бы опознать по длинным рукам и ногам и добавочной фаланге – должно быть, удобной, – но у нескольких тел были отрублены ступни и кисти рук – возможно, они стали чьим-то трофеем. Повсюду валялись камни, из которых холмовики строили дома, а из деревьев развели костер. Над телами надругались и иными способами, причем непонятно, до или после сожжения. Не буду описывать какими, скажу только, что сделало это настоящее чудовище.

Я не знал подходящих молитв, так что просто стоял и молчал.

– Говорят, – сказал я, – что холмовики не умирают так, как умрем когда-нибудь мы. Это первое, что о них рассказывают детям. Что их сделали из другого теста, когда мир был иным, и что смерть для них не конец, они возвращаются в этот мир снова и снова, как однажды сказал наш пастор, воплотивших в новом обличье.

– Может быть, – сказал Карвер безжизненным голосом. Он положил топор на землю рядом с собой.

– Думаете, это правда? Откуда нам знать? Большинство людей все равно их не различает. Не знаю, так говорят, но сколько чепухи говорят так, будто это правда. Например, что, если зевать, не прикрыв рот рукой, в него залетит злой дух. Или что если сжечь белого тельца, то все стадо не будет болеть. И все в таком духе.

Мистер Карвер ничего не ответил. На мертвых холмовиков не садились мухи, но никаких признаков перевоплощения заметно не было. На земле виднелось что-то, похожее на следы, но мне они ни о чем не говорили. На камнях были вырезаны ритуальные знаки, и я с любопытством их разглядывал, но не мог в них ничего разобрать.

– Может, это все-таки правда, – сказал я. – Мир огромен, и нам известна лишь малая его часть.

Избитая, но правда.

Карвер встал и почесал бороду.

Я добавил:

– Я много думал о том, каково это. В детстве. Ночами не спал. Думал о возвращении. Во тьму и из тьмы в свет, снова и снова. Так, говорят, происходит с Великими Силами. И звездами. Это круговорот. Я даже думал, может быть, только для людей смерть – это конец, может, это какой-то изъян, допущенный при нашем создании. Как будто смерть – всего лишь слово, которое само по себе ничего не значит. Не знаю. Я часто говорил, что это вдохновило меня на создание Процесса Рэнсома. Вы слышали. Я говорил об этом в Кенауке.

– Да.

Мне стало стыдно, что я опять говорю о себе, но я делал это, только чтобы заполнить безмолвие камней и бескрайнего синего неба над нами.

– У вас есть вопросы, – сказал Карвер. – Ну, спрашивайте.

– Откуда вы знали… – начал я.

– Увидел дым.

– Неужели? Я ни черта не видел, мистер Карвер. Надо бы повысить вам жалованье.

Он хмыкнул, огляделся и провел пальцем по бороздам одного из вырезанных в камне знаков. Заглянул в одно из отверстий в скале, но входить туда не стал. Как и я. Если жизнь дорога, никогда не полезешь в тайные укрытия Племени.

– Вы как будто знали, что здесь, – ухмыльнулся я.

– Думаете? – Мой помощник оглянулся.

– Думаю, да, мистер Карвер. Думаю, да.

– Я же говорил, что много странствовал мальчишкой. Вы сказали, что ищете опытных путешественников. Я же был прав?

– Похоже, что да. Значит, вы часто бывали у холмовиков?

– Можно и так сказать.

Повисла длинная пауза.

– Знаете, – сказал я, – я однажды был в одном из их жилищ.

– Знаю.

Ответ мистера Карвера меня удивил, и я не нашелся что ответить. Я говорил о том, что случилось в Восточном Конлане, когда я был мальчишкой. Я еще об этом здесь не писал – и, может быть, не напишу. Я никогда не говорил об этом с мистером Карвером и не знал, хочу ли говорить об этом вообще, так что вместо этого спросил:

– Кто это сделал?

– Они охотились. Задавали вопросы. Хотели выведать их тайны. – Мистер Карвер со значением взглянул на меня, затем огляделся и, должно быть, что-то увидел, потому что добавил: – Волки.

– Это сделали волки?

– Здесь были волки – их привели люди. Охотники. Безумцы. Не из линейных, другие. Проклятие!

– Что им было нужно?

– Как знать?

Я вспомнил, что в Кенауке ходили слухи о том, что на дорогах Края можно встретить магические символы холмовиков. Я не придал им значения, но кто-то, видимо, думал иначе.

– Черт! – сказал мистер Карвер. – Мы здесь ничем не поможем. Надо двигаться дальше.

* * *

Возможно, вы посчитаете меня черствым, но я довольно быстро забыл о том происшествии. Моя голова так устроена, что я могу думать о проблеме, только когда у нее есть решение.

Вернувшись к фургону, мы увидели, что внутрь пытаются заглянуть мужчина и женщина в грязных лохмотьях – скорее всего, они прикидывали, как стащить Аппарат и что с ним потом делать, – и у нас случилась короткая стычка, завершившаяся нашей победой. Топор мы забыли в камнях, и я сказал мистеру Карверу, что в другой день вычел бы стоимость топора из его жалованья, но сейчас был так доволен нашей победой над незадачливыми воришками, что готов об этом забыть. Мы купили новый топор в ближайшем городе вместе с кое-какими деталями для Аппарата, чтобы подлатать нанесенный в Кенауке урон, и целым арсеналом стеклянных аптекарских банок. Я торговался, а Карвер чинил. Он бранился, много плевался и был снова похож на себя.

Мы пообедали в салуне, где я объяснил владельцам, что я вегетарианец, и растолковал, что это значит. Когда они отсмеялись, то довольно неплохо меня накормили. Я смотрел на других посетителей, поглощавших блюда из свинины и говядины, и почти не думал о обгоревших телах. Разговорившись с человеком, который оказался адвокатом, занимавшимся завещаниями, я чуть не упомянул о происшествии с Племенем к западу от города, но мой собеседник оказался человеком не слишком толерантных политических взглядов, и я подозревал, что он скажет: «Тем лучше». С тех пор я не вспоминал о погибших холмовиках до сегодняшнего дня. Вместо этого мы говорили о предстоящем пути, и я узнал, что Джеймс-ривер – река полноводная и пересечь ее можно только по мосту, ближайший из которых был уничтожен во время сражения. Путникам приходилось делать крюк на северо-восток к мосту Черной расселины, теряя день или два. Так мы и сделали.

Мост Черной расселины держался над водой на трех высоких железных арках, которые было видно за милю с болотистой равнины вокруг. На земле, по которой мы подъехали к нему, остались глубокие, заполненные водой, борозды от колес и линейных автомобилей – мне всегда казалось, что отпечаток у них чешуйчатый, похожий на след огромной змеи. Вокруг было полно лошадиного навоза. Под арками располагались палатки, несколько автомобилей и огромный танк с повернутой на дорогу пушкой. Среди палаток виднелись люди в черной форме, они ходили взад-вперед, кричали друг на друга, да и просто стояли день напролет с пустыми глазами по щиколотку в грязи. Иначе говоря, мост заняли войска Линии. Перед нами была толпа путешественников, ждавших своей очереди, чтобы проехать на ту сторону. Кого-то из них допрашивали, других обыскивали, и среди них я увидел мисс Элизабет Харпер и старика Харпера.