Так ей и надо . Материнские слова.

Матери было бы стыдно за нее, узнай она, что сделала Мари с мужем Эллен. Когда стала известна история с Хэрри Элфордом, она заняла сторону Эллен. Сейчас она сказала бы, что Мари получила то, что заслужила. Пусть теперь сидит и смотрит на то, как дерутся ее любовник — чужой муж — и его французская актриса.

— Comprends? — визжала французская актриса. Она с силой ударяла Бенуа в грудь. С каждым новым comprends.

Дурацкая челка Бенуа, которая так нравилась Мари, лезла ему в глаза, закрывала их, но Мари не могла не заметить, как изменилось его лицо. В какой-то момент он перестал защищаться от кулаков Лили. И перестал толкать ее к двери.

И вот он сделал совсем уже невозможную вещь, самую ужасную, которую только можно было вообразить, — он поцеловал Лили. Мари смотрела, как целуются Лили Годе и Бенуа, его пальцы в ее длинных, спутанных светлых волосах, его язык у нее во рту. Она даже немного его понимала. Это чувство ностальгии, тоска по прежним временам. Желание вернуться в прошлое, к тому человеку, кем ты был когда-то. К своей юности, к своей потерянной любви. Мари никогда не думала, что Бенуа займет место Хуана Хосе, но он бросил ради нее жену. Он оставил спокойную и обеспеченную жизнь с Эллен, забрал свою дочь и перелетел через океан. Он сделал все это ради Мари. И вот теперь он стоит перед ней и обнимает французскую актрису прямо на глазах у Мари, пока она сидит на постели, где он только что трахался с ней. Если бы Мари верила в судьбу — а она, кажется, верила, — она бы подумала, что это было предопределено. Судьба подарила Мари Бенуа Донеля, и судьба забирает его обратно.

Бенуа Донель целовал Лили Годе на глазах у Мари. Лили перестала кричать и теперь прижималась к нему, одной рукой обнимая его, а другой лаская его уже очень возбужденный член. Мари услышала, как французская актриса застонала от удовольствия. А Мари, словно парализованная, все сидела и сидела на кровати, которая, кажется, в любой момент могла понадобиться ее любовнику и мерзкой французской актрисе, пока не поняла, что не выдержит больше ни секунды. Ноги отказывались повиноваться, подгибались в коленях. Мари с трудом поднялась.

Она завернулась в простыню — очень красивую, бледно-лавандового цвета, с крохотными розовыми цветочками. Вполне возможно, это была самая прелестная простыня из всех, на которых Мари приходилось спать. И вышла из спальни, осторожно обойдя Бенуа Донеля и французскую актрису. Она надеялась, что Бенуа увидит, что она уходит, и опомнится, однако этого не произошло. Незамеченная, Мари прошла в гостиную. Вчера она уложила там Кейтлин, устроив импровизированную кроватку из диванных подушек, рядом с диваном. Чудесная, восхитительная Кейтлин спала на полу в гостиной и сосала во сне пальчик.

— Париж, — сказала Мари Кейтлин, глядя на вымощенную булыжником мостовую, расстилавшуюся перед ними.

По обеим сторонам улицы располагались магазины, судя по всему дорогие. Магазин белья, пекарня. Бар. Ресторан, где она ела отбивные с жареным картофелем. Книжный магазин. Вокруг были красивые, стильно одетые люди, многие с собаками на поводках.

Мари даже нашла банк, хотя было еще слишком рано, и он был закрыт. По крайней мере, у нее были деньги. Зарплата няни за четыре недели, к которой она практически не прикоснулась, и пятьсот долларов, которые в последний день вручила ей Эллен, чувствовавшая некоторую вину перед Мари. Она поменяет эти доллары на евро. У нее есть деньги, и они с Кейтлин сумеют какое-то время продержаться.

— Мы в Париже, — повторила Мари. — Эти птички, которые сейчас поют, — французские птички.

— Французские птички, — сказала Кейтлин.

— Точно, — отозвалась Мари. — Французские птички. Они не понимают по-английски. Вообще.

Кейтлин неуверенно посмотрела на Мари, не зная, что ответить.

— А вон там, — продолжила Мари, показывая на маленького белого пуделя на голубом поводке, — вон там французская собака.

— Собачка!

Кейтлин захлопала в ладоши. Француженка, которая вела пуделя, весьма любезно позволила Кейтлин погладить его. Малышка была счастлива. Она всегда радовалась, когда ей удавалось погладить какую-нибудь собаку. Пудель облизал ей лицо, и Кейтлин завизжала от восторга. Француженка улыбнулась Мари, и Мари улыбнулась француженке. Пожалуй, она вполне сможет тут устроиться. Французы смотрят на нее дружелюбно, никто, кажется, не думает: «Вот женщина, укравшая чужого ребенка».

Бенуа Донель может оставаться со своей французской актрисой. Если ему хочется именно этого. Невероятно, конечно. Неужели ему нужна эта женщина? Но в любом случае Мари все равно. Она должна пересмотреть свое отношение к Бенуа. Ей казалось, что она по-настоящему любит его, но, возможно, это была просто иллюзия. Выдавание желаемого за действительное. Влюбленность в автора «Вирджини на море». На самом деле ей не нужен Бенуа. Она всего лишь использовала его, чтобы попасть во Францию — страну, где она никогда не была. Она побывает на Эйфелевой башне, непременно. И возьмет с собой Кейтлин.

— Нам нужно позавтракать, — сказала Мари. — Ты хочешь есть?

Кейтлин помотала головой.

— А я хочу, — упорствовала Мари.

— Собачка меня лизнула, — улыбнулась Кейтлин.

— Я хочу попробовать лучшие круассаны во Франции, — объяснила Мари. — Да. Вот чего я хочу.

Они пошли дальше. Завернули за угол, прошли еще одну вымощенную булыжником улицу, на которой не было магазинов, но были старинные и очень красивые дома. Параллельно тротуару тянулась полоска газона с цветочными клумбами. Мари понятия не имела, где они находятся. Она видела Эйфелеву башню, но не могла сказать, далеко та или близко. Где же музеи, о которых говорила французская актриса, или эти знаменитые сады? Все, что знала Мари, — это то, что они все больше и больше удаляются от квартиры французской актрисы. Интересно, долго ли проспит Бенуа — если ему удастся поспать — после того, как закончит трахаться со своей французской актрисой? Может быть, он слышал, как они уходят, а когда проснулся и увидел, что их нет, бросился за ними вслед? С каждым шагом, отделявшим ее от квартиры французской актрисы, Мари чувствовала, что все больше становится самой собой. Такая Мари ей нравилась. Мари, которой плевать на будущее, которая ни о чем не беспокоится. Мари, которая берет то, что предлагает ей жизнь. И не оглядывается назад. Кейтлин была счастлива. Они гуляли, как в прежние времена. Как будто были не в Париже, а в Нью-Йорке и ничего не изменилось. В Нью-Йорке они тоже все время слышали иностранную речь. Мари и Кейтлин прошли еще один квартал, а потом еще один, свернули направо и еще раз направо. Пейзаж изменился, и название улицы было другое. Мари увидела уличный рынок и фонтан. Посередине площади, возле рынка, французские дети плескались в фонтане, играли и брызгались водой.

— Я хочу, — сказала Кейтлин и нагнулась, чтобы снять туфли.

— Подожди немного, — попросила Мари. — Сначала завтрак.

Она сама удивилась своему серьезному тону. Мари — взрослая, она отвечает за Кейтлин. Она решает, что делать, потому что теперь уже знает, что нужнее Кейтлин. Или, может быть, Мари просто самой хотелось поесть. И выпить кофе.