Лагерь союзников встретил его шумно. Вино льется рекой. В смысле, пиво и квас, конечно же. Вино в здешних краях товар дорогой и далеко не всякому по кошельку. Но тут по этому поводу не больно-то и расстраиваются. Был бы хмель в напитке, чтобы кровь быстрее по жилам, голова кругом, да душа воспарила от легкости, дабы хоть на краткий миг унестись в мир грез. А для чего еще пить горячительные напитки, как не для веселья.

Гостя проводили сразу в княжеский шатер. Правда, посадили не подле Владимира, а в сторонке. Вроде как и не на самом краю, но и в то же время так, чтобы знал свое место. Он ведь не князь и не ближник. Вообще-то, Романова подобное обращение задело. И уж тем более на фоне того, что по правую руку с Ростиславом устроился Вторуша. А ведь князь сидит бок о бок с Мономахом.

В принципе, наплевать и растереть, как на этот пир, так и на место отведенное ему на нем. Михаил себе цену знает. И сколько бы вот эти ни кичились, он обделает их по всем статям. Но тут это имеет значение. И коль скоро желаешь чего-то добиться, то и положение нужно занимать соответствующее. Как и место на пиру или совете.

Гостя как и полагается встретили здравицей. Выслушали ответное слово. Да и благополучно позабыли о его присутствии. И это Михаилу так же не понравилось. Дело даже не в том, что подобное являлось тревожным признаком. На этом пиру бражничали не победители, а проигравшие. Но всяк и каждый превозносил своего князя, не забывая и о себе сердешном. Истинные же победители, те кто спас их и в одиночку выдержал удар всего половецкого войска, даже не поминались. И это было обидно.

А еще противно. Настолько, что захотелось встать и уйти. Но Романов заставил себя оставаться на месте. Не нужна ему ссора. Если уж решил чего-то добиться, то придется пройти через многое. И вот эту горькую чашу испить в том числе.

— А чего воевода Романов отмалчивается? Иль нет у него доброго слова для воинства славного, пришедшего ему на помощь? — вдруг громко произнес Вторуша.

— Ему больше по душе не славить честных воев, а лить их кровь каменным дробом. Сколько добрых сынов Руси сложили голову не от половецкой стали, а от союзной руки, — сокрушенно произнес Ростислав.

В шатре вдруг повисла напряженная тишина. Все взгляды устремились на Михаила, сидевшего между двумя дюжими дружинниками молодого князя. Сразу не понравилось такое расположение. Ну да, чего уж. Где указали там и сел. Да и не опасался он особо.

В ответ на этот выпад, воевода потянулся к кувшину с пивом и налил в латунный кубок, демонстрируя, что совершенно спокоен и рука его не дрожит. Без спешки отпил пару глотков. Кивнул, мол, доброе пиво, и поставил кубок на стол.

— Сто пять воев погибло от каменного дроба, — глядя прямо в глаза молодого князя, произнес Михаил. — Порубленных, да пострелянных половцами мы тоже посчитали. Две тысячи двести тридцать шесть.

Он опять отпил пива, продолжая демонстрировать твердость руки. Хотя, справедливости ради, кровь в нем кипела так, что контролировать это ему удавалось лишь, по обыкновению, отстранившись от себя и управляя телом словно со стороны. Вернув кубок на стол, Романов продолжил.

— И помощи я не просил. Всего лишь сообщил великому князю о том, что три слободы на порогах пожгли, половцы. Что я тех разбойников наказал, а теперь ожидаю ответного удара орды. Это он уж сам решил направить сюда своих сыновей с войском.

Обвел всех присутствующих твердым взглядом. Поднялся из-за стола и обозначил Владимиру долженствующий поклон.

— Здравия тебе князь, брату твоему и всему воинству. Долг свой вам я отдал, а теперь позволь вернуться и к своим обязанностям. Перед тем как в шатер войти, весть я получил, что тесть мой, Тераккан в гости пожаловал. Надо бы уважить. Коли позволишь, пойду я.

При этом Ростислав бросил многозначительный взгляд на старшего брата. Тот же в свою очередь положил пареньку руку на плечо, мол успокойся. И сам поднялся со своего места.

— Я провожу, — произнес он.

— Твоя воля, князь. То честь для меня, — опять изобразив поклон, произнес Михаил.

— И с чем пожаловал твой тесть? — когда они вышли на воздух, поинтересовался Мономах. — Хотя и неприятно мне о том говорить, но положа руку на сердце, я понимаю, что с этим моим воинством ты и сам управишься. Значит, прибыл он сюда, дабы показать свою решимость драться с тобой против русичей.

Говоря это Владимир бросал взгляды по сторонам, вглядываясь в окружающих, и вслушиваясь в разговоры. Прикинул, что-то там в уме, и искоса посмотрел на Михаила.

— Случись возжелали бы взять тебя в железо, поди сам нас в клещи сгреб бы.

— О чем ты, князь?

— О людях твоих, что бражничают с нашими горе-вояками вокруг княжьего шатра.

— Не понимаю о чем речь. Может успели знакомцев завести, да в гости припожаловали. Бражничать, оно ведь все любят.

— Ну-ну. Ладно о том. Я что хотел сказать, Михаил. На брата моего зла не держи. То в нем молодость, да горячность бурлят. А за то, что вытащил нас из той сечи спасибо. И еще. Посмотрел я как дрались твои дружинники и ополченцы. Добро получилось. Поди и без пушек перед половцами выстояли бы. Так что, жди завтра в гости. Хочу еще поговорить об устройстве войска. Поди мысли-то есть, как все обустроить.

— Есть конечно. Только завтра тебе придется с Теракканом беседовать.

— Я уж догадался. И чую, оттяпает он у Киева пороги. За тем и явился. Н-да-а. Вроде и победили, да только горький какой-то привкус у этой победы.

— Если честно, то я удивлен, что столько лет эти слободки простояли. Во всяком случае, под рукой Киева.

— Так ведь половцам города не интересны. А с волока они получали свою дань. Кстати, непонятно, отчего Боняк вдруг решил напасть на данников Тераккана.

— Не тестю моему насолить хотел. А порушить торговлю Руси. Твердил, что тот кто имеет дело с русичами, действует во вред половцам. Там все сложно, — покачав головой, резюмировал Михаил.

Лагерь он покинул беспрепятственно. Хотя и не надеялся на это. В тот момент когда этот песий сын Вторуша открыл свой рот, Романов понял, что его непременно скрутят. Особо по этому поводу не переживал. Разве только разочаровался во Владимире. Не хотелось ему в нем ошибаться. Если не Мономах, значит придется ставить на Олега. А его кандидатура на роль великого князя, Романова не устраивала.

Когда подъезжал к понтонному мосту, обнаружил в роще всадников, в полном облачении. В отдалении разложено множество костров, которые уходят за излом местности, над которым видно зарево от бивака остального войска. Похоже Ткраккан собрал в поход возможный максимум воинов. Показывать силу, так показывать. Чего мелочиться.

Миновав ворота обнаружил, что все близлежащие улицы забиты пехотой. Ввиду появления воеводы, сотни уже начали расходиться. Но не разом, а поочередно. Чтобы не создавать излишнюю толчею. Опять же, минимум треть останется на боевых постах. Мало ли, что оба войска союзные. Это вовсе не повод расслабляться.