– Вот и зима подоспела, – перехватив его взгляд, задумчиво молвил Александр Андреевич. – Но вы не переживайте: у нас она не слишком суровая, хотя снега выпадает довольно много. – Заметив недоверие в глазах вновь повернувшегося к нему собеседника, пояснил: – Сказывается влияние так называемого Аляскинского течения – северной ветви мощного теплого океанического течения Куросио, которое зарождается у южных берегов далекой Японии. А вот в Петропавловске, лежащем практически на одной широте с Новоархангельском, зима намного суровее и снежнее. И все – из-за близости северного холодного Камчатского течения.

– Зато там есть чудесные термальные источники, купаться в которых можно даже зимой, – заступился за Камчатку Алексей Михайлович.

– Вы, я гляжу, успели основательно «прикипеть» к камчатской земле, – чуть ревниво проворчал Баранов. – Что ж, посмотрим, что вы скажете о Русской Америке, когда познакомитесь с ней поближе. Одна гора Святого Ильи чего стоит! Кстати, именно ее увидели первой спутники Беринга, когда открыли берега Северо-Западной Америки. Впрочем, она хорошо видна и из селения тлинкитов, куда вы отправитесь ранней весной вместе с Павлом Кузьмичом. Он, как обычно, будет заниматься сбором пушнины, а заодно лично познакомит вас с вождем Томагучи. Поэтому рекомендую вам заранее подготовить список необходимых для вашей экспедиции вещей и согласовать его потом с моим помощником Иваном Александровичем Кусковым. Материальное обеспечение – это уже его епархия, – тепло улыбнулся главный правитель, и по интонации его голоса Алексей Михайлович понял, что их теперь связывают не только служебные, но и почти дружеские отношения.

– Большое спасибо вам, Александр Андреевич, за заботу, на которую я, по правде говоря, не рассчитывал. Вернее, рассчитывал, но не в таком объеме.

– Благодарите не столько меня, сколько своего покровителя Николая Петровича Резанова, – снова приятельски улыбнулся Баранов, как бы подтверждая тем самым догадку графа о доверительности сложившихся между ними отношений.

* * *

Когда Алексей Михайлович пришел к Кускову со списком вещей, необходимых, по его мнению, для «научной экспедиции» в племя тлинкитов, тот, быстро пробежав список глазами, раздумчиво произнес:

– Да-а, вот теперь я воочию убедился, что имею дело с истинным графом… – Увидев удивленно поднятые брови посетителя, пояснил: – Просто на основании вашего списка, уважаемый Алексей Михайлович, я пришел к выводу, что вы собираетесь отправиться не в богом забытую глушь, а по меньшей мере в свое родовое имение. Судите сами: бумага, тетради, блокноты, карандаши, гусиные перья, чернила… Вы хоть понимаете, что в индейском селении у вас не будет ни стола со стулом, ни кровати, ни даже, может быть, собственного угла?! Да-да, индейцам неведомы ведь ни пила, ни лопата! Я уж не говорю о молотках с гвоздями… Правда, у них есть топоры, которые они охотно выменивают у нас за меха, но это дело десятое. А пока поверьте мне на слово: прежде чем заняться научной деятельностью, вам придется озаботиться обустройством быта для хотя бы элементарного существования в их условиях. И на свои деньги, кстати, не надейтесь, – он многозначительно посмотрел на графа, – они там не имеют ровно никакого значения. Вот так-то, милейший Алексей Михайлович… – Сжалившись над собеседником, явно крайне удрученным его отповедью, Кусков улыбнулся: – Ну да ладно, не отчаивайтесь. Давайте-ка лучше возьмем чистый лист бумаги и составим список действительно нужных вам вещей вдвоем…

Мужчины принялись скрупулезно обсуждать необходимость каждой озвученной кем-либо из них вещи, и лишь после того как достигали взаимного согласия, Иван Александрович вносил ее в список. Когда же речь зашла о ножовке, он вдруг отложил перо и задумался. Зная от Павла Кузьмича, что Кусков – мужик прижимистый, Воронцов понял, что с ножовками в его «епархии» дело обстоит туго. Поэтому решил прийти на помощь:

– Да что вы так мучаетесь, Иван Александрович?! Я ведь непременно возмещу полную стоимость всех выданных мне вещей и инструментов!

Тот посмотрел на него как на человека с другой планеты.

– К сожалению, Алексей Михайлович, у нас с вами разные представления о ценностях, – сокрушенно покачал он головой. – Вы сейчас рассуждаете так, будто находитесь у себя в столице или, на худой конец, в каком-нибудь губернском городе. Согласен: там действительно можно купить почти все, что пожелаешь, звенела бы лишь монета в кармане. Здесь же каждой вещице, даже самой крохотной, приходится, прежде чем попасть сюда, преодолевать по нескольку тысяч миль водой и посуху. Вот и посчитайте теперь истинную цену любой нашей вещички. Хотя без ножовки вам там и впрямь не обойтись… – Тяжело вздохнув, Кусков снова взялся за перо и все-таки внес слово «ножовка» в список.

Покончив с составлением оного и еще раз обсудив его, Кусков объявил Воронцову:

– Дабы пока не обременять вас, Алексей Михайлович, лишними хлопотами, все вещи, в полном соответствии со списком, подготовят и упакуют мои служащие. А вот разбирать их по месту прибытия вам придется уже самому. Вы ведь, насколько мне известно, обучались в университете? – задал он вдруг не относящийся к делу вопрос, и Алексей Михайлович, слегка растерявшись, утвердительно кивнул. – Тогда вам наверняка приходилось пользоваться шпаргалками, – плутовато улыбнулся хозяин склада. – Посему я непременно повелю моим служащим подготовить для вас записку с указанием, в каком тюке что находится, и вы, уж поверьте мне, еще не раз и не два помянете меня добрым словом.

– Спасибо вам, Иван Александрович, за поистине отеческую заботу и столь ценные наставления!

– Благодарность принимаю, однако сумму, причитающуюся за выделенное вам Компанией имущество, вы все-таки не забудьте заплатить.

Оба весело рассмеялись, довольные общением друг с другом.

Еще при отходе из гавани Новоархангельска компанейского судна «Ермак» – флагманского судна Баранова, на котором он возглавлял флотилию индейских байдар и пирог при усмирении взбунтовавшихся индейцев, – Алексей Михайлович и Павел Кузьмич договорились на протяжении всего плавания общаться между собой только на языке тлинкитов. И теперь Тимофей Архипыч, шкипер «Ермака», вынужден был постоянно слушать непонятную тарабарщину с характерными для языка на-дене шипящими согласными.

Тем не менее данный опыт оказался весьма эффективным: уже через несколько дней пути Воронцов почувствовал себя гораздо увереннее. Что, разумеется, крайне его ободряло.

Во время остановок у разных индейских селений Павел Кузьмич деловито торговался за каждую шкурку: теребил ее опытными руками меховщика, дабы убедиться, что мездра не ломкая, раздувал мех, проверяя на пушистость, бдительно выискивал наличие дырочек от пуль или дроби и все данные тщательно записывал в видавший виды потрепанный журнал. Индейцы, не желая соглашаться на скидку в цене из-за якобы обнаруженных изъянов, жарко спорили с русским «купцом», убеждая его в высоком качестве меха, а Алексей Михайлович все это время вслушивался в их живой разговорный язык. И когда, по договоренности с учителем, вставлял короткие реплики, индейцы, к вящей радости графа, понимали его! Подобные упражнения Павел Кузьмич важно называл «практическими занятиями по освоению языка».