Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Народ Швеции встретил известие о стокгольмской бескровной революции шумным ликованием. Насильственным переворотом Густав III добился расширения королевской власти, но число его политических врагов умножилось.
Еще больше возросло нерасположение к Густаву III в Швеции после того, как он в 1786 г. закрыл риксдаг, не пожелавший повиноваться его требованиям. После указанных двух событий (1772 и 1786 гг.), король, бывший ранее кумиром своего народа, сделался крайне непопулярным. Это сильно задевало его самолюбие и он обдумывал, каким бы образом вновь одним ударом добиться славы и вернуть к себе общее расположение.
Той и другой цели он решился достичь войной с Россией. Он рассчитывал удачной кампанией вернуть завоевания Петра Великого, сокрушить своих внутренних врагов и возвысить свое значение среди других держав. Начиная с 1786 г., до Петербурга непрерывно доходили слухи о готовящихся снаряжениях Швеции. И, когда Турция, в сентябре 1787 г., объявила войну России, Густав решил: теперь или никогда! Войска России отвлечены на юг, север её обнажен; надо воспользоваться благоприятными обстоятельствами, — рассуждал король Швеции. Русский представитель при Стокгольмском дворе — умный и ловкий дипломат гр. А. К. Разумовский — отгадал намерения Густава и предупреждал Екатерину, но Императрица долго не хотела верить своему посланнику. Разумовский настаивал на правоте своих сообщений и продолжал представлять доказательства усиленного вооружения Швеции.
План Густава основывался на неожиданном нападении, дабы не дать России подготовиться к отпору. Но вот задержка... По существовавшим тогда основным законам Швеции, король собственной властью не имел права начать наступательной войны, а Россия никакого повода к ней, со своей стороны не давала. Россия не обнаруживала ни малейшего намерения напасть на Швецию, и у Густава III не имелось таким образом основания начать военные действия. Как быть? Нужно было ввести в заблуждение шведов и показать им, что Россия готовится к войне. Но и для этого у Густава III не хватало данных, так как его посланник (Нолькен) из Петербурга доносил, весьма добросовестно и правильно об отсутствии у России каких-либо враждебных замыслов против своей северной соседки. Тогда Густав III послал в Петербург доверенного человека (Мориана) с инструкцией, дабы он внушил посланнику, какого рода донесений от него ожидает король. Посланный отчасти добился своей цели. Донесения Нолькена сделались более воинственными и угрожающими. В них теперь сообщалось, что Россия собрала значительный флот, что она сосредоточила много войск в лагере, около Петербурга, что Императрица недружелюбно настроена к Швеции и, конечно, начала бы с нею войну, если бы не находилась в затруднительном положении. Король, получив такое донесение, приказал переписать его, для того чтобы исключить все мягкие выражения. Естественно, что после переписки получилось более грозное донесение и король показал его государственным чинам в доказательство воинственных замыслов России, самодовольно сказав после этого: «сегодня я перешел Рубикон». Кроме того, Густав принял меры к широкому распространению слухов о том, что Россия угрожает нападением на королевство. В действительности Екатерина II была настолько искусным дипломатом, что не давала в руки Швеции подобных козырей.
Весть о мобилизации сильно поразила шведский народ, ничего не знавший о воинственных замыслах своего короля. Густав же дошел уже до самообожания; воображение рисовало ему ряд великих подвигов. рассчитывая на беззаботность русских,он лелеял себя надеждами на будущие успехи и обещал «из памятников русской гордыни пощадить только памятник Петру Великому, чтобы на нем увековечить свое имя».
Густав готовился к войне с лихорадочным жаром.
Флот Швеции снаряжался к кампании. Давая инструкции начальнику флота, своему брату, герцогу Карлу Зюдерманландскому, Густав III просил его создать ему надлежащий повод к войне. Иначе действовала Екатерина; она сказала: «Мы шведа не задерем», т. е. повода ему для войны не дадим, но и уступать ему она ни малейшего желания не имела. Узнав о вооружении Швеции, Екатерина заявила: «Императрица Анна Иоанновна в подобном случае велела сказать, что в самом Стокгольме камня на камне не оставит». Шведский флот вскоре встретился с несколькими русскими судами, шедшими в Средиземное море, и Карл Зюдерманландский сделал все, чтобы поссориться с нашим адмиралом, но последний своим осторожным поведением устранил причину недоразумений.
Ища повода к разрыву, Густав III по-видимому обрел ее: он остался крайне недоволен одним выражением в ноте русского посланника гр. А. К. Разумовского и предложил ему покинуть Стокгольм; но последний не торопился отъездом.
В июне 1788 г. Густав выехал в Финляндию, чтобы находиться при армии, предназначенной для войны с Россией. Из Финляндии король прислал к Екатерине II вызывающую ноту, полную жалоб, и свои беспримерные условия восстановления доброго согласия. Густав требовал ни более, ни менее, как возвращения всей Финляндии и Карелии и гордо ожидал от русского правительства лишь короткого ответа: да или нет. Густав вел переговоры в таком тоне, точно он одержал уже ряд блестящих побед и мог предъявлять свои требования.
На все он получил достойный ответ от Императрицы.
«Хотя бы стог сена сожгли в шведской Финляндии, и того достаточно», — писал Густав, все еще встревоженный отсутствием надлежащего повода к войне. Но и сена чужого наши солдаты не тронули. Не находя достойного повода для открытия военных действий против России, шведы вынуждены были начать их маскарадной стычкой у местечка Пумала. Шведы переодели часть своих солдат в русские мундиры и произвели театральное столкновение между двумя незначительными отрядами. Воспользовавшись этой комедией, Густав заявил, что русские произвели первое нападение и первые выстрелы, следовательно, он имел теперь право защищаться и продолжать войну без запроса о том членов риксдага. Вообще не подлежит никакому сомнению, что военные действия 1788 г. начала Швеция. Мир был нарушен. Война началась.
В июне 1788 г. шведские войска перешли границу. Всего на суше и на море в распоряжении Густава находилось до 42 тысяч человек. Эту армию он предполагал сосредоточить где-либо вблизи Петербурга, например в