— Например?

— Можешь называть меня ненормальным, но мой друг связан с девушкой, которая работает на секретаря одного из членов этой группы, и…

— Ну, держите меня! Какой длинный хвост!

— Конечно, связь довольно отдаленная, притом, секретарь босса вообще не склонен что-либо рассказывать. Но все же есть слушок, что этот босс нацелен на то, чтобы весь мир пользовался одной валютой. Ты знаешь, половину нашего времени мы тратим на то, чтобы следить за обменным курсом валют и тому подобным. Компьютеры непрерывно производят перерасчеты, учитывая капризы рынка.

Бака это не убедило.

— Всемирная валюта? Этого никогда не будет.

— Как ты можешь утверждать это так категорично?

— Это чересчур эксцентрично. Слишком непрактично. Представь, что произойдет в Штатах, если там попытаются ввести метрическую систему.

— А это рано или поздно должно случиться. Вы, янки, такие неотесанные.

— Метрическая система необходима только для международной торговли. Но она не нужна для того, чтобы знать размер стены, окружающей Стадион янки. Или сколько километров от Индианополиса до Атланты.

— Я знаю, Камерон. Вы думали, что сделать ваши карты и дорожные указатели легкочитаемыми — значит проложить дорогу для завоевания вас коммунистами. И где сейчас ваши комми?

Бак уже успел забыть большинство идей Дирка Бертона, когда спустя несколько лет тот позвонил ему среди ночи.

— Камерон, — сказал он, не зная его прозвища, — долго говорить не могу, можешь заняться этим или просто наблюдать за тем, что произойдет, и потом написать очерк. Помнишь, я тебе говорил насчет единой всемирной валюты?

— Да. Но я по-прежнему сомневаюсь.

— Ладно. Вот что я тебе скажу — на последнем совещании здесь этих тайных финансистов наш человек протолкнул эту идею. И что-то уже затевается.

— Что именно затевается?

— Намечается большая конференция Объединенных Наций. На повестке дня будет стоять вопрос о модернизации валютного обращения.

— Огромное дело.

— Это колоссальное дело, Камерон. Наш человек одержал верх. Разумеется, он за то, чтобы всемирной валютой стал фунт стерлингов.

— Не удивлюсь, если он ею не станет. Стоит посмотреть на вашу экономику.

— Слушай дальше. Если ты можешь поверить утечке с этого секретного совещания, по их плану будут введены три валюты для всего мира с расчетом на то, что в течение десятилетия останется одна.

— Ни в коем случае. Этого никогда не будет.

— Камерон, если моя информация точна, то дело уже дошло непосредственно до начальной стадии. Конференция ООН уже оформляет витрины.

— А твои тайные кукловоды уже приняли решение?

— Вот именно.

— Не знаю, Дирк. Лучше бы тебе, приятель, заниматься тем, чем занимаюсь я.

— То есть, нет?

— Правильно. Я не хочу этим заниматься.

— Но я не ошибаюсь, Камерон. Проверь мою информацию.

— Каким образом?

— Я берусь предсказать, что произойдет в ООН в течение ближайших двух недель, и если я окажусь прав, уж тогда-то ты станешь относиться ко мне с большим уважением и почтительностью.

Бак вдруг понял, что сейчас они с Дирком пререкаются так же, как когда-то в общежитии Принстона во время уикэнда за столом с пивом и пиццей.

— Послушай, Дирк! Все это звучит любопытно, я внимательно слушаю. Ты ведь знаешь — без всяких комплиментов, — что сейчас я отношусь к тебе ничуть не хуже, чем до твоего отъезда.

— Спасибо, Кем. Я это ценю. Это важно для меня. В подарок я сообщу тебе еще одну пикантную деталь. Резолюция ООН будет предлагать свести используемые валюты к доллару, марке и иене в течение пяти лет. Я хочу тебе также сказать, что за этой властью стоит человек, в руках которого верховная власть. Он американец.

— И кто же, по-твоему, этот обладающий самой высшей властью субъект?

— Это самый могущественный из тайной группы международных финансистов.

— Другими словами, именно он руководит этой группой?

— Это тот, который предлагал фунт стерлингов как одну из ведущих валют, а на самом деле он, в конечном счете, имел в виду доллар как единую валюту.

— Я внимательно слушаю тебя.

— Это Джонатан Стонагал. Бак думал, что Дирк назовет какое-нибудь явно неподходящее имя, чтобы в ответ рассмеяться. Но тут он должен был признать (хотя бы перед самим собой), что если во всем этом есть какой-то смысл, то Стонагал был бы вполне подходящей фигурой. Один из богатейших людей мира, известный игрок на американской политической бирже, Стонагал, безусловно, должен был чрезвычайно активно участвовать в обсуждении важных проблем мировой финансовой системы. Хотя старику было уже за восемьдесят, и на фотографиях он выглядел физически немощным, он владел крупнейшими банками и финансовыми организациями не только в Соединенных Штатах, но и во многих других странах мира, так что весь мир был сферой его интересов.

Хотя Дирк был другом, Бак почувствовал необходимость сильнее подзадорить его, чтобы он постарался раздобыть еще больше информации.

— Дирк, сейчас я очень хочу спать. Я высоко оценил твою информацию, она представляется мне крайне интересной. Я выясню, что происходит в ООН и постараюсь проследить за действиями Джонатана Стонагала. Если события будут развиваться так, как ты думаешь, ты станешь моим лучшим информатором. Пока же постарайся узнать для меня, сколько человек входит в эту тайную группу и где они встречаются.

— Это довольно просто, — сказал Дирк, — их, по крайней мере, десять человек, хотя иногда участвует и больше, включая некоторых глав государств.

— А президент Соединенных Штатов?

— Иногда и он, хочешь верь, хочешь нет.

— Но это один из самых распространенных вариантов теорий заговоров, Дирк.

— Но это совсем не значит, что он не соответствует истине. Обычно они встречаются во Франции. Почему, я не знаю. Частное шале в горах или что-либо в этом духе, дающее чувство безопасности.

— Но ведь это не может пройти мимо твоего друга, который дружит с родственником сотрудника секретаря, и многих других людей.

— Смейся, как хочешь, Кем. Быть может, наш человек в этой группе, Иешуа Тодд Котран, в отличие от других не застегнут на все пуговицы.

— Тодд Котран! Не он ли возглавляет Лондонскую биржу?

— Да, это он.

— Человек, который не застегнут на все пуговицы? Как же он может в таком случае занимать подобный пост? К тому же мне еще не приходилось слышать ни об одном британце, не застегнутом на все пуговицы.

— Бывает.

— Спокойной ночи, Дирк.