сокрушалась мышь, но Матузков погрозил ей пальцем, как бы намекая, что воровать не разрешается никому.

Борода молчал, словно его и не было в кабинете. Когда все успокоились, и наступила долгожданная тишина обеденного перерыва, изрек:

— Порченный этот Редькин. Надо искать, кто на него навёл эту порчу.

— Почем знаешь, голубь сизокрылый? — хрустя сушкой, спросила Степанида.

— Облако вокруг него тёмное. Такое бывает только от порчи.

Насытившись, Степанида забралась в карман кителя Матузкова и загрустила. Она сгрызла одну из украденных Редькиной сушек, и чувствовала себя причастной к преступлению. Робко высунув нос, она сыто икнула: «Что такое группа лиц по предварительному сговору?».

Матузков вздохнул. Домовой, прочитавший по складам уголовный кодекс до третьей страницы, хмыкнул со знанием дела.

— Лица, совершившие преступления, равны перед законом и подлежат уголовной ответственности независимо от пола, расы, национальности, языка и так далее, — процитировал наизусть домовой и для убедительности гулко приложился ладонью к сейфу.

— Лица… Согласна. А морды?

— Уж не себя ли ты имеешь в виду, мелкая лейтенантка? — догадался Матузков и щербато улыбнулся.

Мышь вылезла из кармана, уселась перед следователем и стряхнула крошки с усишек.

— Я съела ворованную сушку. И тем самым вроде как содействовала беззаконию.

Домовой захохотал, хлопая себя широкими ладонями по коленкам. Он приговаривал что-то о всем и каждому известном воровстве мышей, спел частушку про мышку-плутишку. Но Степанида помалкивала и даже не оборачивалась. На провокации домового она привыкла не реагировать.

— Не усложняй, Степанида, — ответил ей Матузков, — съела сушку и на здоровье. Ты же ее не крала. И наказание за обед пока не предусмотрено. А с Редькиным действительно надо что-то делать. Эдак он скатится до бандитизма. Ведь лицо его уже стало превращаться в морду.

— Я думаю, что во всем виновата любовь, — изрек домовой Борода, прекратив свое издевательское хихиканье, — я заметил, что у этого проходимца над головой есть неприятный темный ареол. Не густой, не однородный.

— И что это значит? — спросила мышь.

— Так выглядит проклятье. Несильная или неумелая ведьма прокляла.

— Надо выяснить, кто это сделал, — согласился Матузков, с ходу согласившись с домовым.

* * *

Участковый Букин пришел в кабинет по первому приглашению. Он очень ценил Матузкова и всегда был рад ему помочь, только не одобрял слишком мягкий подход к преступникам.

— И как вам удается с этими отщепенцами общества ладить? — спросил он следователя, косясь на мышь, сидевшую на подоконнике.

Мышь приняла на свой счет и фыркнула чересчур громко.

— Люди не виноваты, что их не воспитывали, не любили и не жалели, — ответил следователь, — надо это понимать…

— И учитывать в работе с девиантными личностями, внедряя гуманизм в права человека— радостно подхватил Букин.

Домовой хрюкнул, оставаясь невидимым.

Матузков знал, что участковый Букин вырос в микрорайоне «Калачи», и потому знает всех проходимцев детства. Это сильно упрощало расследование, ведь источник проклятья надо было искать в ближнем кругу несчастного Редькина.

— Я ни в какую чертовщину не верю, — сразу сообщил Букин и скуксился.

В его глазах читалось: «Неужели Матузков мог поверить в то, что причина преступного поведения Редькина лежит в потусторонней плоскости? А ведь я так уважал его диалектический метод расследования!» Однако так излагать свои мысли Букин не мог, а потому добавил на понятном ему казенном языке рапортов:

— Совершение Редькиным нескольких невзаимосвязанных деяний можно объяснить его нежеланием трудоустроиться и найти постоянный источник дохода, а также ссорой с супругой Алевтиной.

— А почему Редькин с женой поссорился? Амурные дела на стороне? — уточнил Матузков. Мышь навострила уши.

— Так точно, — кивнул Букин, — вступил в любовную связь с директором ООО «Шкафы и тумбочки на заказ» Ираидой Максимовной Буздяковой, у которой был оформлен в качестве бухгалтера на четверть ставки. В результате которого в семье Редькина стали происходит ссоры, переходящие в скандалы и причинение побоев Редькину с обоих сторон.

— Почему Редькину? — вскинул брови Матузков.

— Имея более хрупкое телосложение. Алевтина обладает типом фигуры избыточного питания, а Ираида — умеренного питания.

Мышь посмотрелась в осколок зеркала. Эпитет «умеренного питания» ей нравился, и она уже примеряла его на себя.

Доложив обстановку, Букин ушел, а следственная группа из Матузкова, домового и мышки стала размышлять и строить версии.

Рассказ Букина о несчастном положении худосочного Редькина, заплутавшего в чувствах к двум толстушкам, тронул Матузкова и Бороду. Степанида, которая не могла выбрать, кому ей сочувствовать — Алевтине или Ираиде, щипала себя за усы. Редькина ей было не жалко.

— Алевтина располнела и утратила привлекательность для мужа. Ничего удивительного. А Ираида заметила, что Редькин одинок и печален. Вот тут-то она и склонила его на измену, — медленно рассуждала она.

— Коварная женщина, она и порчу навела, — подытожил Борода.

— Почему? — удивился Матузков.

— А зачем родной жене порчу наводить? Она приворот будет делать, а не отворот.

— Едем к Ираиде, — скомандовал Матузков.

ООО «Шкафы и тумбочки на заказ» располагался на углу двух улиц. Улица Центральная была застроена красивыми старинными домами с богатой резной отделкой наличников и деревянными крылечками сбоку. Из палисадников выглядывала сирень и жимолость, а у окон красовались липы. Вторая улица, носившая менее помпезное название Колхозная, состояла сплошь из хозяйственных магазинов, складов и поросла лопухами. Левый бок и фасад конторы, которой заведовала Ираида Максимовна, был обит новомодными пластиковыми панелями, а правый давно не белили.

— Двуличная женщина, — шепнул домовой на ухо Матузкову.

Следователь припарковался на грязной обочине Колхозной улицы и зашел в контору без стука. Ираида Максимовна сидела в своем кабинете. Секретаря в приемной у неё не было. Синий мундир Матузкова она окинула неприветливым взглядом.

— Добрый день, гражданка Буздякова, — поприветствовал ее Матузуков, снимая форменную фуражку.

— Кому добрый, а кому и не очень, — процедила она.

Мышь выглянула из кармана кителя. Буздякова ей сразу не понравилась. Полная грудь под трикотажной кофточкой, три ряда крупных золотых цепочек с многочисленными кулонами, высокая прическа из крашеных рыжих волос. «Аферистка», — шепнула мышь.

Хищный образ директора дополняли массивные серьги, сверкавшие темными камнями. Густо намазанные помадой губы Буздякова выпячивала при каждом слове. Мышь занервничала, видя,