Сколько кораблей погибло по твоей вине, красавица Лорелея? Все они, завлеченные сладостным голосом, налетели в ночной мгле на скалы у берега. Все разбились в щепки. Жены не дождутся мужей-моряков. Дети не побегут встречать отцов жарким солнечным днем на причал. Что заставляет тебя петь, красавица Лорелея? Не мечта ли? Ты упиваешься своей мечтой, что когда-нибудь на горизонте появится желанный корабль. И ветер погонит его к губительному обрыву. И твой милый найдет тебя и полюбит…

Камиллу разбудили резкие, раздраженные голоса.

— Что ты здесь делаешь?

— Пришел полюбоваться на твой трофей.

— Она не трофей. Она станет моей женой.

— Неужели, а отец знает?

— Убирайся, Исхан, не зли меня. Ты знаешь, что я не спасую перед твоей силой.

Камилла открыла глаза. Около дивана, на котором она заснула вечером, стоял Кайс, будто загораживая гостью своим телом, а напротив него — широкоплечий гигант-араб. Видимо, имя Исхан принадлежало именно ему.

— В чем дело? — спросила Камилла, протирая глаза. За окном уже светило солнце, озаряя комнату золотыми лучами.

— Она мила, — заметил Исхан.

Этот человек был похож на гору. Казалось, одного удара его огромной ручищи хватило бы, чтобы сбить с ног взрослого жеребца. Камилла сразу поняла, кто перед ней. Старший брат Кайса выглядел весьма недружелюбно. Черные, как ночное небо, глаза горели злобой и ненавистью. А еще — Камилла ясно увидела это — завистью.

Кайс не отреагировал на слова брата, только кулаки его сжались.

— Как старший я требую объяснений, — стараясь казаться спокойным, продолжал Исхан. — Ты ставишь под удар репутацию и благосостояние нашего отца. Я требую, чтобы ты немедленно поднялся к нему и рассказал о своем поступке. Иначе это сделаю я сам.

— Поступай как знаешь, — почти крикнул Кайс. — Ярость закипала в нем и вот-вот должна была прорвать шаткую плотину воли. — Эта девушка станет моей женой, если так будет угодно ей самой и Аллаху. И ни ты, ни отец не остановят нас.

Камилла не смела подать голоса, хотя ее так и подмывало вставить в разговор пару-тройку весомых фраз. В конце концов, ведь она не вещь, не предмет, чтобы так явно игнорировать ее собственный взгляд на это дело. Однако Камилла видела, что обстановка слишком накалена, и не решалась вмешиваться. Зато она любовалась Кайсом. Какой сильной, твердой казалась сейчас его фигура, какой непреклонной воля! Он возвышался посреди комнаты подобно утесу посреди морских волн. Вокруг него бушевала грозная стихия — причудливое стечение обычаев, нравов, которые ринулись на осколок камня со всей ненавистью, какую только может испытывать податливая вода к неизменному граниту. А Кайс стоял. Стоял, не шелохнувшись. В ушах его грохотали грозные валы, волны пенились, а он стоял. Гордый, невероятно красивый.

Камилла ясно представила себе реальную ситуацию. Видимо, вчера Кайсу не удалось поговорить с отцом. Теперь же, не заручившись вовремя его поддержкой, он мог попасть в весьма щекотливое положение.

Камилла любовалась им. Восстать против семьи, порядков, обычаев на Востоке не самая заманчивая перспектива. Еще больше ей нравилось то, что все эти жертвы — ради нее.

Тем временем обстановка все более накалялась. Мужчины смотрели друг другу в глаза и не произносили ни слова. Безмолвный поединок света и тьмы. Камилла пожалела, что он стоит к ней спиной. Как бы ей хотелось увидеть сейчас его глаза, голубые и ясные, как утреннее небо. Им противостояла тьма, черная и кромешная, поглощающая свет. Любой луч, даже самый яркий, тонул в ней, загубленный омутом.

Говорят, глаза зеркало души. Она пригляделась к Исхану. Он тоже стоял неподвижно. Весь его вид выражал что-то страшное, деспотичное. А глаза отталкивали и пугали — точно так же, как и глаза его отца. Но здесь это ощущение усугублялось черным цветом.

— Я, кажется, попросил тебя удалиться, — начал первым после довольно длительной паузы Кайс. — Мне указать дорогу к двери?

— Что ты позволяешь себе?! — взревел Исхан. — Я старший в семье, сын первой жены. Ты должен подчиняться мне!

— Исхан, — настойчиво повторил Кайс, — я прошу тебя покинуть мой номер и не появляться здесь без моего разрешения.

Черноглазый араб гневно вскинул брови и уже собирался разразиться отменной бранью, но тут в коридоре послышались шаги и в комнату вошел… Омран. Он заговорил по-арабски, но Кайс, учтиво прервав отца на родном языке, попросил уважать гостью и говорить по-английски.

Старик кивнул.

— Что здесь происходит?

Камилла съежилась на диване и обратилась в слух и зрение.

— Кайс похитил эту девушку. — Исхан указал на Камиллу. — Это чревато для нас крупными неприятностями.

Омран повернулся к младшему сыну и вопросительно посмотрел на него.

— Я все объясню, но только после того, как Исхан покинет мой номер, — стоял на своем Кайс.

— Он твой старший брат, — заметил отец холодно.

— Я не стану при нем объяснять обстоятельств, которые касаются только меня и моей гостьи. Это оскорбительно для нее.

Омран сделал старшему сыну жест выйти. Исхан, буквально пышущий злобой, не стал перечить и, молча поклонившись, вышел.

— Итак, я слушаю. — Отец повернулся к Кайсу.

Кайс заговорил быстро и уверенно, изложив ясно и четко все обстоятельства дела, что было непросто, учитывая их запутанность. Закончил свой рассказ он словами:

— Я хочу на ней жениться.

Старик кивнул и, ничего не ответив, устремил глаза к потолку. Камилла поняла, что он читает про себя молитву, спрашивая совета у Аллаха. Кайс потупился в знак уважения.

Какой страшной могла бы показаться постороннему человеку эта сцена! Затихшая, притаившаяся на диване девушка, будто мышь, загнанная в мышеловку. Еще не разжавший готовых к схватке кулаков, замерший в благоговейной покорности молодой человек. В длинной белой рубахе, озаренный лучами солнца, молящийся старец. И тишина. Зыбкая, будто прикрывавшая невидимым покрывалом все вокруг.

— Будь по-твоему, — согласился наконец Омран. — Но, знай, если все пройдет не так, как вы задумали, я отрекусь от тебя и не протяну руку помощи.

Глаза старика устремились на Камиллу. Взгляд будто пронзил ее, обездвижил. Она почувствовала, как сомкнулись тиски, ужасные клещи чужой воли. О! Этот взгляд был не просто тяжел. Он обескураживал, лишал всякой способности сопротивляться.

— Я надеюсь, леди, — начал старик, и голос его задребезжал. — Я надеюсь, вы оправдаете доверие, оказанное вам моим сыном.

— Я постараюсь, — выдавила из себя Камилла. По правде сказать, даже эти два незамысловатых слова дались ей нелегко.

— Хорошо. — Омран поклонился сыну и, развернувшись, быстрыми шагами пошел к двери.