– Чего, чего? – спросил он.

Священник следовал за ним с величайшим трудом, так как правая рука его была прикована наручниками к левой ноге, а левая рука – к правой ноге. Цепи звякали и стучали по паркету. У него были длинные светлые рыжеватые волосы и борода, костлявое, продолговатое лицо, покрытое кровоподтеками, и светлые, почти белые, непокорные глаза. Под грязной сутаной не было белья.

– Уж он мне скажет, куда запрятал всю эту золотую рухлядь от Иоанна Крестителя, – ворчал Беззуб. – У, собака, – и он пнул попа ногой. – Ладно, надо все-таки и пожрать. Так что там за Универсальное уравнение?

Он развалился в кресле напротив Петра Петровича, схватил целую колбасину и впился в нее зубами. Священник, рухнувший на пол у его ног, не сводил глаз с заваленного снедью стола.

– Универсальное уравнение, – проговорил Петр Петрович (он внезапно почувствовал, сам не зная почему, острое желание поразить Беззуба, возможно, потому, что Беззуб был очень похож на тот Народ, каким представляли его себе февралисты), – Универсальное уравнение, в любом случае, есть лишь начало. Уравнение представляет интерес лишь в том случае, если его можно решить.

– Бог в помощь, – вставил Горшков, все больше умиляясь, – ты решишь его, папаша.

– А можно узнать, – спросил Беззуб, с хрустом перемалывая зубами колбасную шкурку, – что это за решение такое?

Под влиянием алкоголя Петр Петрович стал раздваиваться. Это неправда, что у пьяных двоится в глазах, – они сами делятся надвое. Петр Петрович номер один, наиболее трезвый из двух, в этот момент беззвучно закричал караул. Он считал, что неосторожно было даже заводить разговор об Универсальном уравнении, а уж разъяснять пути его решения и вовсе было равно самоубийству. Петр же Петрович номер два чувствовал, что настал момент выйти из вынужденной отставки и снова начать удивлять толпу. Сначала верх стал одерживать Номер один: он попытался переменить тему разговора.

– Могу ли я со своей стороны узнать, гражданин Беззуб, – произнес он, с трудом чеканя слова, – как зовут вашу собачку и чем вы ее кормите?

И он залился икающим смехом, считая, что позволил себе тонкую шутку, которая к тому же даст ему возможность, никого не обижая, совершить акт гуманизма. Ну и что, что он недолюбливал поповское племя: этот, с его прикованным к ветчине бездонным взглядом, ничего, кроме жалости, не вызывал.

Беззуб не моргнув глазом ответил:

– Я стараюсь кормить его как можно реже и только тем, что не надо жевать, потому что у него больше нет зубов. А зову я его Поп-Собака.

Речь Беззуба и его повадки были нарочито простонародными, однако за всем этим чувствовался недремлющий ум. Петр Петрович номер один задумался, как ему предложить сидящему на полу священнику кусочек ветчины или осетрины и при этом не обращаться с ним ни как с собакой (что было бы обидно для него), ни как со священником (что было бы обидно для Беззуба, чье благорасположение было так важно для Петра Петровича номер два).

– Вы п-п-позволите, – произнес он утонченно-светским тоном, – вы п-п-позволите, товарищ Беззуб, п-п-пригласить его п-п-преосвященство разделить нашу с-с-скромную т-т-трапезу?

Согласные давались ему все труднее, но ирония должна была завуалировать учтивость, а учтивость иронию.

Беззуб пожал плечами.

– Что, собака, жрать хочешь?

Из изуродованного рта донеслись первые звуки:

– Пить. Воды.

Горшков поспешил раздобыть стакан, который Петр Петрович номер один, в восторге от своей находчивости, пожелал наполнить собственноручно. Звякая цепями, священник выхватил стакан у него из рук. Когда его распухшие, потрескавшиеся губы втянули последнюю каплю, он вернул стакан и прошелестел:

– Ну а решение, решение-то?

– Верно, – подхватил Беззуб. – На кой оно нужно, ваше уравнение? Для электрификации деревни?

Тогда Петр Петрович номер два, внезапно выскочив из-за спины Петра Петровича номер один, полностью завладел разговором, сопровождая свою речь интеллектуальными гримасами.

– Хе-хе-хе, товарищ Беззуб, вы и не подозреваете, как верно то, что вы сказали. С тех пор как существует человек, он не устает задавать одни и те же вопросы: откуда я взялся? зачем живу? зачем существует все на свете? и что было бы, если бы ничего этого не было? И это его беспокойство вполне оправданно. Но, возможно, он зря обращается со своими вопросами к философам и основателям религий. Возможно, обратись он к людям науки, он уже давно получил бы на них ответы. А? Как вы думаете, разве люди науки не наиболее компетентная инстанция, способная помочь ему?

Тут Петр Петрович номер два с хитрым видом склонил голову набок.

– Ну и что же ответили люди науки? – отозвался Беззуб, как прежде невозмутимый и как прежде настороже.

Где-то на заднем плане Петр Петрович номер один, заламывая руки, умолял своего двойника пощадить его, пощадить самого себя, изо всех сил стараясь напомнить ему, где он находится и с кем говорит, но Номер два, едва различавший в тумане эту отчаянно жестикулирующую немую фигурку – как на перроне вокзала или в кошмарном сне, – даже не удосужился ответить ему, что он прекрасно понимает, что делает, что он среди друзей и что, в конце концов, он будет говорить завуалированно, так что никто ничего не поймет.

– Люди науки, – начал он напыщенно, – не знаю, как донести до вас эти понятия, так сказать, чуточку сложные для вашего понимания, – так вот, люди науки начинают собирать все составляющие этой проблемы, именно все, говорю я, не подвергая их предварительному субъективному отбору, а затем принимаются их сортировать. Это называется составлением уравнения. Для решения такой универсальной задачи нужно, естественно, универсальное уравнение. Именно то, о котором шла речь. Если позволите, я выпью еще водочки. Что касается меня, мои расчеты еще не полностью завершены, но уже сейчас я могу поделиться с вами тремя неоспоримыми выводами, к которым я пришел. Неоспоримыми, ибо они объективны, то есть, если бы другой математик повторил бы те же вычисления, он обязательно пришел бы к тем же заключениям.

Согласные по-прежнему застревали где-то между верхними и нижними зубами Петра Петровича, но поток его речи успешно огибал эту преграду, а привычность слов компенсировала некоторую затрудненность дикции.

– Пункт первый. Видите ли, господа студенты, первая задача, встающая перед ученым, констатировавшим существование мира, заключается в том, чтобы узнать, является ли этот мир направленным, представляет ли он собой некий вектор, идущий из одной точки в некоем направлении, не так ли? или же – просто случайный беспорядочный вихрь, нечто вроде раковой опухоли из атомов, как я думал долгое время. Так вот, имею честь и удовольствие сообщить вам, что я глубоко ошибался: анализ Универсального уравнения доказывает не только то, что свет и энергия, из которых состоит мир, имеют своим источником некий начальный взрыв, расположенный в точке альфа, но и то, что он пребывает в Движении. И-и-итак, иными словами, упрощая, скажем, что пространственно-временной континуум, в котором мы пребываем, представляет собой пучок кривых, исходящих из точки 0 на пересечении абсцисс и ординат и куда-то направленных. У этих кривых есть начало, у них будет и конец.