жалость, что она так неумело выразила своё стремление к указанной ей совершенной жизни. Клара почувствовала себя виноватой, ведь она поднялась душой к неисчислимым богатствам Божьего вдохновения, просвещённого сознания, могла взять сокровища и передать другим, и так мало смогла принести на землю!

«Как же это, – думала она. – Почему человек, которому Бог позволяет вознестись душой над миром, не может принести оттуда столько, сколько хочет, сколько ему нужно? Собственно говоря, не может принести ничего, кроме ещё более сильного стремления, жажды. Эта странная жажда, которая переполняет сердце, разум и даже тело, от которой все качества человека словно бы умножаются, возрастают и одновременно становятся лёгкими. У человека, полного этой жажды, лицо другое, изнутри освещённое небом».

Клара почувствовала усталость и отложила перо. Чернила на его конце давно высохли. Она уже хотела встать, как вдруг к ней пришла другая мысль: «Бога нельзя выразить словами. Но кто ищет, тот и в словах найдёт Его».

Она вышла из часовни. На лавке остался развёрнутый пергамент, исписанный строками, обращёнными к небу, словно лицо, сотнями глаз смотрящее в невидимый мир, проникающий даже сквозь каменные своды.

* * *

Пришла весна. Наступил Страстной четверг. Монахини работали в саду, а Клара осталась дома. Она собиралась вымыть посуду на кухне. Клара разожгла огонь, согрела воду и стала чистить большой котёл, на стенках которого засохли остатки каши, затем вытерла стол в трапезной. Оставалось ещё вымыть пол. Клара улыбнулась, когда вода выплеснулась из таза на каменный пол и серебристые брызги попали на подол её одежды. Она подоткнула рясу, встала на колени и тщательно вымыла пол в трапезной, на кухне и в прихожей, старательно собирая грязную воду и оставляя пол чистым и блестящим от влаги.

Клара не заметила, как настало время молитвы. Она поднялась и поправила рясу. В это время сёстры вернулись из сада. Они шли тихо, как стайка сизых голубей, одновременно доверчивых и пугливых, готовых в любую минуту взвиться в воздух.

– Идите, умойтесь, – сказала Клара, когда они показались в прихожей.

Она внимательно посмотрела на их ноги, оставлявшие грязные следы на только что вымытом полу.

Одна из сестёр на мгновение остановилась и посмотрела на свои запылённые ноги. Клара поймала её взгляд. В нём было беспокойство и детская растерянность. Сердце Клары сжалось, в одну минуту она испытала удивительную гамму чувств. Она пристально смотрела на серую пыль, покрывавшую ноги женщины, и видела землю, впитывающую человеческий пот, свежевспаханное поле и дороги, покрытые пылью, тропинки на косогорах, заваленные обломками камней, по которым так трудно передвигаться, грядки на огородах, едва вскопанные усилиями слабых женских рук.

– Сестра, пыль на твоих ногах свята, как свята земля и твоё существование на ней. Эта пыль бесценна, как бесценен в глазах Бога твой труд. Она полна достоинства, потому что у тебя, сестра, есть достоинство Христа, – сказала Клара и добавила: – Подожди здесь.

Она пошла на кухню, принесла таз с водой и поставила её перед садовницей.

– Разреши мне вымыть твои ноги, – сказала она.

– Нет-нет! – воскликнула монахиня и сделала шаг назад.

– Господь вымыл ноги ученикам, и Он сказал, чтобы мы тоже поступали так! – горячо сказала она и опустилась на колени перед стоявшей у стены монахиней.

Клара ничего не видела, ни на что не обращала внимания – ни на смущение женщины, ни на любопытные взгляды стоявших вокруг монахинь. Щёки её пылали, сердце часто билось, руки уже тянулись к запылённым ногам, как к тайне величайших людских стремлений. Она хотела отдаться силе Бога всей душой, всем сознанием, стать её частицей.

Пыль на человеческих ногах – это прах мира, который нужно смыть перед тем как войти в рай…

– Разреши, сестра, – прошептала она. По щекам её текли слёзы, губы дрожали.

Женщина ступила в таз с водой. Клара мыла её ноги, молясь и плача, поливала их водой из горсти, и вода, омывая кожу, как ветер овевает склоны гор, тихо журчала, как река в долине. А когда ноги стали чистыми, Клара взяла одну, обтёрла её полотенцем и, низко склонившись, хотела поцеловать её.

– Ох, нет! – испугалась монахиня.

Она не смогла дольше смотреть на это уничижение, которое казалось ей уже чрезмерным. Она отдёрнула ногу, задев при этом настоятельницу по лицу. Монахиня помертвела от страха, такого огромного, как если бы она совершила святотатство. Стоявшие вокруг сёстры побледнели. Но Клара улыбнулась, подняла глаза к небу, скрытому серым каменным сводом.

– Благодарю Тебя, Господи, – сказала она сдавленным от волнения и благодарности голосом.

Она склонила голову и запечатлела поцелуй на ногах монахини.

«Я раскрываю перед тобой душу»

Клара и её сёстры жили затворницами, но не в изоляции. Они желали учиться, искали мудрости. И получали её. Душевная восприимчивость, интерес к делам человеческим и Божественным был причиной того, что проповедники охотно приходили в монастырь Святого Дамиана.

Однажды к воротам монастыря подъехал богатый кортеж. Кони были покрыты чепраками, расшитыми серебряными листьями, упряжь украшена бронзовыми бляшками. У ворот стояло несколько рыцарей в кожаных доспехах и три духовных лица в длинных тёмных одеждах. В ворота постучали, но привратница уже прибежала, услышав голоса на дороге, и открыла окошко.

– О, владыка! – тихо воскликнула она, не в силах сдержать удивление.

Она тотчас побежала к Кларе и смиренно остановилась перед ней, зная, что сообщит сейчас нечто важное.

– Мать-настоятельница, – сказала она тихо и умолкла, ожидая, когда Клара переведёт свой взгляд от корзинки с горохом на неё. – К нам прибыл епископ, кардинал Остии. С ним два духовных лица и три рыцаря.

Кроткая улыбка осветила лицо Клары. Она отодвинула корзинку, вытерла руки о фартук, встала, отряхнула рясу и медленно и отчётливо произнесла:

– Проси священников в комнату для свиданий. Я сейчас приду туда. Рыцари пусть пойдут к братьям Франциска.

Привратница убежала, шлёпая босыми ногами. Настоятельница опустилась на колени, и её лицо стало сосредоточенным и серьёзным.

Кардинал Гуголин вошёл в комнату для свиданий. Он отстегнул плащ, небрежно бросив его на скамью, и стал с интересом оглядывать комнату, хотя разглядывать было нечего, кроме серых стен и синевы неба в окне.

На пороге появилась Клара. За ней стояла сестра Агнесса, прижавшись к стене коридора, стараясь казаться незаметной.

– Приветствую вас, господин епископ. Для нас великая радость видеть вас в нашем доме.

В ответ кардинал улыбнулся Кларе так же просто, как улыбались ей братья Франциска.

– Я пришёл к тебе за советом и молитвой, – сказал он.

Они уселись и начали беседу. Обмениваясь мыслями, они всё больше воодушевлялись: они чувствовали чудесное взаимопонимание, окрыляющее единство сознания. Они беседовали о смысле человеческой жизни, о материи и идее, о страдании и счастье, о трудах человеческой души.

– Я страдаю, сознавая существование зла, – сказал кардинал. – Я чувствую себя вовлечённым в это зло и испытываю чувство вины.

– Любовь