Ершов чуть заметно кивнул, одобряя действия командира. Затерявшимся в водной пустыне грозит много опасностей, и на первом месте, вопреки распространенным представлениям, вовсе не смерть от голода и жажды. Ален Бомбар, пересекший в одиночку океан, доказал, что можно питаться рыбой и пить морскую воду. Но мало кто знает, что отчаянный француз стал постоянным пациентом психиатрических клиник: не помогли ни могучее здоровье, ни железная воля — просто есть вещи, которые человеческий рассудок вынести не в силах.

— Действительно здорово…

Бегло заглянув в механизм, Еремеев привел револьвер в обычное положение и сунул под сиденье.

Кисляков недовольно скривился и потянулся вперед.

— Отдай мне!

Ершов и Еремеев переглянулись.

— Оружие должно находиться у командира, — Еремеев вложил в протянутую руку бинокль. — А ты смени меня в наблюдении за горизонтом.

— Подумаешь, командир… Ты лейтенант, а я — старший лейтенант! Раскомандовался! Где ты был, когда нас бросили на морском дне?

С того момента, когда глубоководный колокол плавучей базы для проведения специальных операций неожиданно пошел вверх, оставляя трех «тюленей» на произвол судьбы в морской пучине, они не расставались ни на минуту. Но похоже, Кисляков этого не помнил. Тяжелые испытания, когда они следуют одно за другим, могут сломить даже тренированную психику. Угрожающая неминуемой смертью бескрайняя гладь океана гипнотизирует, высасывает разум, вызывает агрессивные психозы. Загадка «Марии Селесты» и других внезапно обезлюдевших судов имеет простое и страшное объяснение… А в надувной шлюпке негде повернуться, и многодневная раздражающая скученность подсказывает самый простой выход…

— Заткнись и выполняй приказ! — рявкнул Ершов. — Оружие должно быть у командира, а ты следи за горизонтом!

Кисляков вздрогнул.

— Ладно, ладно, не ори… — примирительно пробормотал он и прильнул к окулярам.

Ершов и Еремеев снова переглянулись.

Может, у товарища еще и не «поехала крыша», просто раздражение, депрессия… Но лучше не давать ему ни ножа, ни револьвера, не поворачиваться спиной и не оставлять бодрствовать, когда двое других спят.

Еремеев разделал макрель на куски для провяливания. Он обыденно выполнял работу, ставшую привычной и необходимую для того, чтобы выжить. Но мысли возвращались к главному вопросу: какая сволочь бросила их на верную гибель? Кто отдал приказ? И чем он мог быть вызван?

— Надо было нам перемочить их всех, — неожиданно сказал Кисляков.

— Кого? — удивился командир.

— Американцев. Захватить лодку — и дело с концом! Сейчас бы уже были дома.

— Больно ты быстрый. Перемочить… За что? И разве это так просто?

— Просто, сложно… Я вернуться хочу! Посмотреть в глаза сукам, которые нас уже похоронили с воинскими почестями! Знаю я эти почести! Закопали гробы с камнями да дали залп… Квартиру Нинке небось никто не выделит, так и будет мыкаться с девчонкой по углам! И за нас ни с кого не спросят — спишут, и дело с концом!

Его спутники тяжело вздохнули. Скорей всего так и будет. Подумаешь, три человека! Сейчас целые дивизии списывают, и ничего!

Ход мыслей преданных начальством «тюленей» был верным: жертва пешек — обычное дело в любой игре. Но в данном случае игра имела продолжение и ставила целью низвержение более крупных фигур. А потому безболезненного «списания» пропавших не произошло.

* * *

— Какова судьба трех офицеров, прикомандированных к вашему судну для выполнения специального задания?

Генерал Верлинов возглавлял служебное расследование в ранге специального представителя Президента. Он занимал свой собственный кабинет в бывшем одиннадцатом отделе, а ныне Управлении по безопасности специальных технических объектов. Напротив, за приставным столиком, сидел седой, просоленный морскими ветрами и сильно загорелый командир специальной плавучей базы, замаскированной под болгарское научно-исследовательское судно «Солнечный берег». За десятилетия нелегальной работы он забыл свою настоящую фамилию и привык к конспиративному болгарскому имени и цифровому псевдониму «четыреста двадцать восьмой». И то и другое ему порядком осточертело.

— Где эти люди? — повторил вопрос Верлинов. Энергичный и целеустремленный, в отглаженном и безупречно сидящем генеральском мундире, он разительно отличался от заметно подавленного полковника, на котором нелепо топорщился китель с чужого плеча: на «ковер» полагается являться в форме, а «четыреста двадцать восьмой» всю службу проходил в тельняшке да штатских костюмах.

— Они спустились на глубину, в это время власти собрались произвести досмотр «Солнечного берега», я запросил Центр и получил приказ покинуть территориальные воды Греции…

Голос полковника звучал глухо, и смотреть Верлинову в глаза он избегал, хотя старался, чтобы это выглядело естественно: то рассматривал свои туфли, то обшаривал взглядом кабинет.

— Выполняя приказ, я поднял колокол и ушел в нейтральные воды. О судьбе водолазов мне ничего не известно. Связь с ними отсутствовала.

— Значит, вы бросили товарищей на гибель?

— Я выполнил приказ, — повторил «четыреста двадцать восьмой». Он все решил для себя тогда, когда приказал поднять пустой колокол. И рассчитал, что приказ защитит его от неблагоприятных последствий. Но лица оставленных в пучине людей навсегда врезались в память.

— Иначе база была бы расшифрована и разразился международный скандал.

— Кто подписал приказ?

Верлинов спрашивал для диктофонной записи. Копия шифротелеграммы уже лежала у него в папке.

— Полковник Дронов.

Недолго занимавший должность начальника управления Дронов оглушенно расхаживал по коридору. Увидев Верлинова, он потерял дар речи, а прочтя предписание на проведение служебного расследования, понял, что судьба его предрешена. И учреждение гудело, как растревоженный улей: "меняется власть… ", "никакой он, оказывается, не предатель — видно, выполнял особое задание… ", "еще бы, полномочия от самого Президента… ".

Из кабинета на негнущихся ногах вышел «четыреста двадцать восьмой».

— Вам приказано зайти.

Дронов с трудом открыл удивительно тугую дверь.

— Где группа лейтенанта Еремеева? — сразу же спросил генерал, даже не предлагая ему сесть.

Полковник пожал плечами. В этой игре роль жертвы предназначалась ему. А значит, оправданий никто слушать не будет. Да и чем оправдать гибель троих подводников…

— Где начальник института Данилов?

Дронов обессиленно прислонился к стене.

— Это был несчастный случай… Передозировали «сыворотку правды»…

— Значит, преступная халатность, незаконные методы ведения дознания и неумышленное убийство, — обращаясь к самому себе, подытожил Верлинов. — Что ж, юристы разберутся.