– Что за установка – спрашивать пока бесполезно? – немного саркастично поинтересовался адмирал, с любопытством наблюдая, как двое рабочих относят за край летного поля круглый, очевидно полый внутри, металлический блин, метра полтора в диаметре, за которым кольцами вьется пятнадцатимиллиметровый бронированный кабель. А чего ему бояться, кто вблизи видел стрельбы главным калибром РК «Москва», того даже ядерным взрывом не напугать.

– Сами сейчас все увидите, – сухо ответил президент России, глядя на спешащего к нему человека лет сорока, в спецовке несколько иного цвета и покроя, чем у остальных рабочих.

– Товарищ президент, – отрапортовал тот Путину, – у нас все готово. Начинать сейчас или подождать?

– Уже достаточно темно, – коротко ответил Путин, – начинайте, товарищ Михеев.

Инженер махнул рукой, и в отдалении взвыл мощный дизель-генератор, установленный на отъехавшей в сторону машине. Путин повернулся к комфлота:

– Пойдемте, товарищ адмирал, посмотрим товар лицом. Кстати, – он кивнул в сторону людей, сопровождавших командующего, – вы абсолютно уверены в ваших людях?

– Абсолютно, Владимир Владимирович, – ответил комфлота, – я верю им, как себе!

– Даже если они сейчас узнают, что через год наступит конец света? – хитро усмехнулся Путин.

– Даже так, Владимир Владимирович, – подтвердил вице-адмирал.

– Что ж, если вы так считаете… – загадочно сказал президент, останавливаясь метрах в двадцати от лежащего на земле диска. – Смотрите, товарищ адмирал…

Воздух над диском подернулся голубоватым сиянием, потом над его центром, метрах в полутора над землей появилась добела раскаленная точка, постепенно превратившаяся в сияющий шар, размером чуть крупнее теннисного мяча.

Хлоп! – И перед президентами и их спутниками распахнулось нечто вроде круглого окна-иллюминатора метров двух в диаметре, ограниченного тонкой светящейся окантовкой. Несмотря на царящую вокруг зиму, за окном был тот же Качинский аэродром, в общих чертах пейзаж совпадал, как внутри окна, так и за его пределами. Только там вместо холодной зимы было жаркое лето, горы, степь и клубились в небе высокие кучевые облака. Но не это было самым поразительным. Там за окном не было бетонных взлетно-посадочных полос, куда-то исчезли бетонные капониры и стоящие в них МиГ-35. Вместо этого на зеленой траве грунтового аэродромы рядами выстроились краснозвездные курносые бипланы с характерным изломом верхней пары крыльев. С треском, напоминающим шум работающей швейной машинки-переростка, один из них шел на взлет.

– Что это, Владимир Владимирович? – вполголоса спросил командующий Черноморским флотом, у которого неожиданно перехватило горло.

– Это, товарищ вице-адмирал, аэродром в Каче, – ответил президент. – Да-да, тот самый, на котором мы сейчас с вами находимся. Только там, за темпоральным барьером, 5 июля 1940 года. Мы видим самолеты типа И-153 «Чайка», базирующегося на этом аэродроме 62-й истребительной авиабригады ВВС Черноморского флота.

– Это что, голограмма? – цепляясь за осколки рушащегося мира, с оттенком надежды в голосе спросил адмирал, уже понимая, что мир вокруг него безвозвратно изменился.

– Почему голограмма? – деланно удивился Путин, всем видом показывая, что ради такой ерунды, как обычная голограмма, он не стал бы беспокоить весьма занятого командующего флотом. – Это дверь в самое настоящее лето сорокового года.

В подтверждение своих слов российский президент набрал на обочине взлетной полосы немного снега, скатал его в снежок и с силой запустил им в самую середину межвременного окна. Комок снега из 2017 года пересек невидимую границу, разделяющую два времени, и упал метрах в пяти по ту сторону, при этом по «зеркалу времени» пробежала легкая рябь, и раздался чуть слышный звон.

Откуда-то сбоку, из-за края окна, вышел боец в форме образца тридцать шестого года с трехлинейкой на плече, подобрал с травы снежок и уставился на него, как питекантроп на айфон. В 2017 году все затаили дыхание, когда, лизнув снежок и болезненно при этом сморщившись, боец начал стягивать с плеча винтовку, оглядываясь в поисках шутника, кидающегося снежками в июле. Президент Путин махнул рукой и с легким щелчком светящийся круг погас. Теперь на его месте был все тот же зимний аэродром.

– И что же теперь будет, товарищ президент? – по-военному лаконично спросил адмирал. – С Гитлером воевать будем?

– Там поглядим, но скорее всего – да. Сперва, как говорят у вас на флоте, нужно осмотреться в отсеках. – Путин оглянулся на Ил-76. – Товарищ вице-адмирал, поскольку полевая база проекта будет на вашей территории, то давайте сейчас обо всем переговорим у меня в самолете. Ведь вы наверняка захотите задать несколько вопросов людям, разработавшим установку?

– Разумеется, Владимир Владимирович, – кивнул комфлота.

– Тогда пойдемте, – сказал Путин и сделал знак рукой, приглашая вернуться к самолету и подняться по трапу в салон. – Разговор будет сугубо конфиденциальным. Ни полслова не должно просочиться наружу. А то наши западные соседи такой вой поднимут – хлопот не оберешься. Нам-то на их крики уже давно плевать, но сейчас это ни к чему. Вот сделаем дело, и пусть вопят в защиту Гитлера сколько влезет. Хотел бы я посмотреть на их рожи.

– Согласен! – сказал адмирал, поднимаясь по трапу вслед за Путиным. – Мне их вопли тоже во как надоели.

– Ну, вот и хорошо, – сказал Путин, входя в любезно открытую стюардессой дверь в небольшой салон для сопровождающих груз на самом верху самолета. – Знакомьтесь, товарищ вице-адмирал: Зайцев Сергей Витальевич – генеральный конструктор установки, Одинцов Павел Павлович – куратор проекта со стороны моей администрации, капитан госбезопасности Князев Александр Павлович и полковник ГРУ Омелин Вячеслав Сергеевич, руководители группы по разбору причин катастрофы РККА в 1941–1942 годах.

– Солидно! – сказал адмирал и сел в предложенное ему кресло. – Владимир Владимирович, я весь во внимании…

Там же, пассажирский салон Ил-76МФ, несколько минут спустя

Выдержав некоторую паузу, Путин заговорил. Слова произносил он очень тихо, но с той самой интонацией, от которой у некоторых людей порой идет мороз по коже.

– Товарищ вице-адмирал, – сказал президент, – как вы понимаете, в этом деле, кроме чисто научного аспекта, есть еще две составляющих: моральная и материальная.

Моральная составляющая заключается в том, что перед нами находится мир, в котором игроки уже сделали все ставки, но по большому счету еще ничего не предрешено. Франция уже захвачена, «Битва за Англию» только-только началась, плана «Барбаросса» как такового тоже еще нет. Есть только намерение Гитлера в том, что после захвата Англии следует повернуть вермахт на Восток.

Таким образом, вмешавшись в события в тот или иной момент, тем или иным способом, мы вполне способны избавить нашу общую Родину СССР от кошмара немецкого вторжения. Я говорю вам это как ленинградец. Ведь кто иной, как не я и не мои близкие, может понять всю важность этого вопроса. Насколько я помню, в вашей семье тоже были потери, один дед погиб, другой был ранен, брат и сестра вашего отца умерли во время оккупации.