— В чем дело? — тихо спросил Кинг.

— Не знаю, — ответил, прислушиваясь, Марлоу. Люди по-прежнему перемещались по лагерю, но скорость почти незаметно увеличилась.

— Эй, посмотрите-ка, — прошептал Текс.

К ним, вверх по склону, огибая угол тюрьмы, шел капитан Браф. Потом за ним появились другие офицеры, направляясь к хижинам, где содержался рядовой состав.

— Могут быть неприятности, — кисло сказал Текс.

— Возможно, это обыск, — сказал Макс.

В мгновение ока Кинг встал на колени, отпирая черную коробку. Марлоу торопливо бросил:

— Увидимся позже.

— Держите, — сказал Кинг, бросая ему пачку. — Ну, а увидимся вечером, если хотите.

Марлоу выскочил из хижины и побежал вниз по склону. Кинг выдернул трое наручных часов, которые были спрятаны в кофейных зернах. Минуту подумав, он встал на стул и запихал часы в листья на крыше. Он знал, что все видели его новый тайник, но ему было все равно, потому что с этим теперь ничего нельзя было сделать. Потом он запер черную коробку, и в этот момент в дверях появился Браф.

— Ладно, парни, давайте выходите.

Питер Марлоу думал только о своей фляге с водой, пока проталкивался через потный муравейник пленных, строящихся вдоль асфальтированной дороги. Он изо всех сил пытался вспомнить, наполнил ли он флягу, но не был уверен в этом.

Он взбежал по ступенькам в хижину. Но хижина уже была пуста, а в дверях стоял грязный корейский охранник. Марлоу знал, что ему не позволят пройти, поэтому развернулся, нырнул под свес крыши и перебежал к другому входу в хижину. Он успел проскочить к своей койке и схватить флягу до того, как его заметил охранник.

Кореец мрачно выругался, подошел и знаком приказал положить флягу обратно. Но Питер Марлоу торжественно отдал ему честь и заговорил на малайском, который понимали многие охранники.

— Здравствуйте, господин. Возможно, нам придется долго ждать, и я прошу вас разрешить мне взять мою флягу, потому что у меня дизентерия. — Говоря это, он потряс флягу. Она была полной.

Охранник вырвал флягу у него из рук и подозрительно обнюхал ее. Потом вылил немного воды на пол, сунул флягу Марлоу, снова обругал его и показал рукой на выстроившихся на улице людей.

Марлоу поклонился, чувствуя облегчение, и побежал в строй к своей группе.

— Где тебя носили черти, Питер? — спросил Спенс, раздраженный приступами дизентерии.

— Все в порядке, я здесь. — Сейчас, когда у Марлоу была его фляга, он был настроен легкомысленно. — Давай, Спенс, строй ребят, — сказал он, подначивая его.

— Иди к черту. Парни, стройтесь. — Спенс пересчитал людей и потом спросил: — Где Боне?

— В госпитале, — объяснил Эварт. — Ушел туда сразу после завтрака. Я сам отвел его.

— Почему, черт возьми, ты мне раньше об этом не сказал?

— Ради Бога, я проработал весь день на огородах! Цепляйся к кому-нибудь другому!

— Да успокойся ты, черт побери!

Но Питер Марлоу не слушал ругательства, болтовню и сплетни. Он надеялся, что полковник и Мак тоже прихватили свои фляги.

Когда группа была пересчитана, капитан Спенс подошел к подполковнику Селларсу, который лично нес ответственность за четыре хижины, и козырнул.

— Шестьдесят четыре человека, как и должно быть, сэр. Девятнадцать здесь, двадцать три в госпитале, двадцать два на работах.

— Хорошо, Спенс.

Когда Селларс получил данные по своим четырем хижинам, он передал их дальше полковнику Смедли-Тейлору, отвечающему за десять хижин. Потом Смедли-Тейлор передал свои сведения дальше. Следующий офицер передал их своему начальству, и эта операция повторялась по всему лагерю, внутри тюрьмы и вне ее, до тех пор, пока общие данные не доходили до коменданта лагеря. Тот сложил количество людей в лагере с количеством людей в госпитале и количеством пленных, занятых на работах, а потом доложил общие цифры капитану Иошиме, японскому представителю. Иошима обругал коменданта лагеря, так как в списке не хватало одного человека.

Паника на час охватила лагерь, пока отсутствующего человека не нашли на кладбище. Полковник доктор Рофер из королевской медицинской службы накинулся на своего помощника, полковника доктора Кеннеди, который пытался объяснить, как трудно быстро составить отчет, после чего полковник Рофер обругал его вторично и сказал, что это является его обязанностью. Потом Рофер отправился с повинной к коменданту лагеря, который выбранил его за плохую работу, а потом комендант лагеря пошел к Иошиме и постарался вежливо объяснить, что человек был найден, но трудно без задержки выдавать правильные цифры. А Иошима обругал коменданта за плохую работу и напомнил ему его ответственность: если он не умеет уследить за несложными расчетами, возможно, пришла пора возложить на какого-нибудь другого офицера обязанность командира лагеря.

Пока строй пленных то тут то там взрывался раздражением, корейские охранники обыскивали хижины, особенно офицерские. В них, по мнению охраны, должен был быть спрятан радиоприемник — связующая ниточка с живым миром, надежда людей. Охране хотелось найти приемник, как это уже было пять месяцев назад. Но и охрана, и пленные изнемогали от жары, и обыск был поверхностным.

Пленные обливались потом и отчаянно ругались. Несколько человек упали в обморок. Дизентерийные больные вереницей бегали в уборные. Те, которым было очень плохо, здесь же садились на корточки или ложились на землю, отдаваясь боли. Здоровые не замечали вони. Она была привычным делом, так, как привычны были непрерывное снование в уборные, да и сам процесс ожидания.

Через три часа обыск окончился. Людей распустили. Они хлынули в хижины и в тень, задыхаясь, улеглись на койки или отправились в душевые, раздраженно дожидаясь, пока вода снимет головную боль.

Питер Марлоу вышел из душа. Он обмотал саронг вокруг пояса и направился в бетонное бунгало, где жили его друзья, его группа.

— Puki'mahly! — ухмыльнулся Мак. Майор Маккой был непокладистым шотландцем невысокого роста с хорошей выправкой. Двадцать пять лет, проведенных в джунглях Малайзии, оставили глубокие следы на его лице, свое дело сделали и любовь к выпивке, и нескончаемая карточная игра, и приступы лихорадки.

— 'Mahlu senderis, — ответил Питер Марлоу, с удовольствием присаживаясь на корточки. Малайские непристойности всегда забавляли его. У этих слов не было дословного перевода на английский, потому что «puki» означало определенную часть женского тела, а «'mahku» — «срамной».

— Ублюдки, неужели вы не можете хоть один раз поговорить на хорошем английском? — сказал полковник Ларкин. Он лежал на своем матраце на полу. Ларкин задыхался из-за жары, а голова болела из-за перенесенной малярии.

Мак подмигнул Питеру Марлоу.

— Мы все время ему объясняем, но в его тупую башку ничего не лезет. Полковник безнадежен!