Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А далеко до этого… Рябого Порога?
– Километров семь-восемь… с гаком, – шмыгнула носом Лиина. – Ну-у, к вечеру будем. И ночи сейчас светлые. Там, правда, болото – гать.
– Может быть, все-таки… Надо было спросить у кого-то.
Между тем все пассажиры уже ушли, кроме того неприятного сутулого пьяницы – тот все болтал с паромщиком. Потом, правда, распрощался:
– Ну, пока, Картавый, не кашляй. Что, вино-то в лавке есть?
– У Салтычихи – самогон. Вчера гнала. Правда, могли раскупить. Тогда – бражка.
– Сойдет и бражка. Ладно…
Со стороны кладбища вдруг показался всадник – самый настоящий всадник, верхом на коне!
– Ой, смотрите, смотрите! – восхищенно встрепенулся Иван. – Вот вам и транспорт!
Сутулый тоже глянул на всадника. А потом вдруг резко повернулся к ребятам и уперся глазами в Лиину.
– И не стыдно тебе народ смущать? – зло промолвил парень. – А еще взрослая девка! Штанишки-то надела – срам один! Не стыдно?
Вытянутое неприятное лицо его с ввалившимися щеками и давно небритым подбородком перекосило от непонятной ненависти и злобы.
– Ты зачем… Зачем пристаешь? – Иван и Тынис тут же встали на защиту подруги. – Иди своей дорогой!
– Это вы у меня щас пойдете! – пьяно возбудился сутулый. – Ишь, понаехали… Да я вам щас…
Пьяница схватил подвернувшуюся под руку палку, набычился.
– Эй, Серый, ты че? – попытался вмешаться паромщик. – Охолонись, говорю, Сиплый!
– Отвали! Я им сейчас устрою…
Совсем рядом застучали копыта.
– А ну-ка, дрын положил! – жестко приказал всадник – мужчина с седоватой щетиной, в пиджаке, накинутом поверх старой застиранной гимнастерки. – Положил, я кому сказал!
Странно, но сутулый послушался. Неохотно выбросив палку, сверкнул глазами…
– А теперь – ступай себе. Ступай! Веня, доведешь? Пьяный же… в озеро еще шальнется…
– Доведу, Ян Викорович, не беспокойтесь… – Накрепко привязав паром к пристани, паромщик догнал пьяного своего приятеля, подхватил под руку.
– Спасибо! – за всех искренне поблагодарила Лиина. – Скажите, а в Рябой Порог никто сегодня не едет? Ну, может, это… какой грузовик или подвода?
– Трактор леспромхозный к вечеру будет, – неожиданно обнадежил спаситель. – Гусеничный, с пеной – это сани такие. Солярку повезет на делянку. Попроситесь, тракторист – парень хороший, возьмет. А то с поклажей-то будете до ночи телепаться! Да и комары… – Тут всадник посмотрел на шортики Лиины и хмыкнул: – Не закусали еще?
– А у меня мазь!
– Ну, ежели ма-азь… А вы, вообще, откуда?
– Студенты мы. Этнографическая экспедиция!
– А! На старый кордон! Знаю. Я лесник местный – Эрвель, Ян Викторович. Ладно, увидимся еще, думаю. А трактора все же дождитесь! Вам там потом еще через гать… А в овсах, у леса – медведи.
– Медведи?!
– На всякий случай предупреждаю. Так что лучше на тракторе…
– Спасибо!
* * *
Дом располагался в старом районе Тянска, на улице Московской, неподалеку от площади Советов (бывшей Соборной). Окруженный тополями и липами, красивый, недавно оштукатуренный, он был выстроен еще до революции – с колоннами, эркерами и прочими «буржуазными излишествами». Позади виднелся общий для всех сарай – немногочисленные жильцы держали там ненужные вещи. Рядом с сараем прилепился кирпичный гараж, видно было, что пристроили его недавно. Два подъезда – «парадные» – располагались во дворе, напротив сарая, на улицу же смотрел лишь фасад с эркерами.
Было уже довольно поздно… или рано – два часа ночи – как посмотреть! В окнах верхнего этажа, дом был двухэтажный, отражались рыжие отблески фонарей, впрочем, особой темноты не было – ночи в июне стояли светлые.
Пройдя по пустынной улице, к сараю свернули двое мужчин – плечистый здоровяк и вертлявый. Одеты – как рыбаки: брезентовые плащи, сапоги, в руках удочки. У вертлявого даже ведро! Объемистые котомки на плечах, надвинутые на глаза кепки…
– О! «Козлик»!
Напарники чуток выждали, поспешно укрывшись за кустом сирени, пропустили проехавший мимо милицейский «газик».
– Маршрут… – Осанистый глянул на часы. – Почти точно… Ну, что, Игорек? Говоришь, нет никого?
– Вечером лично проверил! Часиков в шесть уехал голубой «Москвич» – новый, «четыреста восьмой». Пять двести стоит! Антиквара машинка. Летом он почти каждый вечер на даче, с семьей.
– Ладно, посмотрим. Пошли, коли так. Надеюсь, на соседушек не нарвемся.
– Да спят все уже, Караюшко! Десятый сон видят.
Юркнув в парадное, лиходеи поднялись на второй этаж. Надев перчатки, плечистый Карай звякнул отмычкой, вставил в замок. Повозился. И, уважительно хмыкнув, достал еще одну отмычку:
– Однако замки солидные…
– Говорю же – антиквар!
И все же, минут через десять замки поддались. Довольный Карай спрятал отмычки в карман и с усмешкой толкнул дверь.
Оба осторожно вошли, тщательно затворив за собой дверь. Прислонили к стене удочки. Узкий луч фонаря мазнул по стенам…
– Три комнаты и кухня. – Поставив ведро, вертлявый Игорек пояснял свистящим шепотом. – Посередине – гостиная, с эркером… в конце коридора – спальня.
В просторной гостиной стоял сервант, старинный резной секретер, широкий диван и два кресла, обитые матово-коричневой кожей. Кроме того, еще имелся торшер, массивная радиола «Беларусь» и новенький телевизор «Рубин-106» – красавец на тонких ножках.
– «Рубин»! – осматриваясь, с завистью протянул Игорь. – Между прочим, четыреста двадцать целковых!
Бывают такие люди, которые все меряют на деньги. И не люди вовсе, а так… Вот и вертлявый, похоже, был из таких.
– С собой не унесем. – Карай шмыгнул носом и подошел к секретеру. – Однако поглядим…
Снова звякнула отмычка. Послышался скрежет.
Напарник между тем тщательно осматривал сервант.
– Ага! – Уже через пару минут он с торжествующим возгласом извлек из хрустальной вазы три золотые цепочки, пару изящных сережек и перстень с массивным синим камнем.
– Сапфир, однако!
Карай тоже не тратил время зря – выгребал из секретера толстые пачки денег и перевязанные бечевками облигации.
– Однако, тут уже тысяч на двадцать!
– Да это для него так… тьфу! – расхохотался Игорь. – Думаю, главное он на даче держит, в тайнике.
– Ничего. Бог даст – пощупаем и тайник…
Игорь вдруг громко чихнул:
– Ну и пылища!
– Тихо! Услышат! – вздрогнул напарник.
– Да никто не услышит. Тут такие стены – хоть оперы пой – арриведерчи! Ага… – Луч фонарика уткнулся в висевшую на стене картину в узенькой золоченой раме.
– Мазня какая-то, – презрительно выдавил Карай.
Игорек усмехнулся:
– Это Серов, между прочим. А вон, в простенке, – Грабарь. Хороших денег стоят – берем!
– Да неужели эти мазилки…
– …говорю же! Эх, темнота.
– Ладно, делай как знаешь!
– Ага.
Вертлявый снова чихнул.
– Кто здесь? – послышался вдруг заспанный мужской голос. – Виталий, ты? Что так рано? А я машину мастеру отогнал – что-то там стучит. И, знаешь… Ой…
Появившийся в дверях гостиной пожилой лысоватый мужчина в полосатом халате испуганно замолчал.
Не дожидаясь