Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде всего в ноябре 1600 г. Борис велел нескольким негодяям обвинить Федора Никитича, отдавшего ему корону, и братьев его, Ивана, Михаила и Александра, с их женами, детьми и родственниками, и обвинение заключалось в том, что будто они все вместе согласились отравить царя и все его семейство; но это было только для того, чтобы народ не считал, что эти знатные вельможи сосланы со своими домочадцами и лишены имущества невинными, и не сокрушался об их участи; Федора Никитича схватили и сослали за 300 миль от Москвы, в монастырь, неподалеку от Холмогор (Colmogro), который назывался Сийская обитель (Chio), и там он постригся в монахи. Михаил и Иван были отправлены в злосчастную ссылку: один на Волгу, другой на татарскую границу; Александра же, которого он давно ненавидел, Борис велел отвезти на Белоозеро, вместе с маленьким сыном Федором; и велел там истомить Александра в горячей бане, но ребенок заполз в угол, где мог немного дышать через маленькую щель, и остался жив по милости божественного провидения, и люди, взявшие его к себе, сберегли его.
Так же поступили и с остальными, которые были ненавистны — одних топили, других душили. Дом князя Федора Мстиславского (Fedor Missislofsci), весьма знатного боярина польского происхождения, человека безупречного, был два раза дочиста разграблен, но его самого оставили в живых но настоянию народа, иначе его бы лишили жизни. Борис до вступления на престол неоднократно изъявлял желание выдать за него дочь свою, но потом не только отказался, но даже препятствовал ему жениться во второй раз, чтобы у него не было наследников. [Тайная тирания. Самые главные приближенные царя] Таким образом Борис употреблял всевозможные средства истребить всех, знавших об его злодеяниях, опасаясь, чтобы они когда-нибудь не пытались отстранить Годуновых от правления[75].
Поэтому Борис поставил Дмитрия Ивановича Годунова, своего старого дядю, старшим боярином, ближайшим к царю. Иван Васильевич Годунов, также состоявший при нем, имел сына Ивана. Степан Васильевич Годунов, дворецкий (hoofmeester), имел сына Степана; Семен Никитич Годунов был казначеем[76], а также ведал придворными докторами и аптекарями; он слыл по Москве человеком весьма жестоким.
Одним словом, все Годуновы и те, что принадлежали к их роду, также и те, что были в свойстве с ними (die soonen oft dochteren hadden vant Goddonoots geslacht), занимали высшие должности в государстве; также те, что принадлежали к роду Вельяминовых и Сабуровых, женатых на их дочерях, как[77] Шуйские, Бельские (Belscy) Голицыны (Golitzeny), Мстиславские и многие другие, которые вели себя во всех отношениях безупречно, а также некоторые родственники Годуновых знатного происхождения жили весьма скромно в своих поместьях и не несли никакой службы, иногда только их назначали воеводами на 3 или 4 года в некоторые значительные города. Из всех дьяков, которых там много, так как число провинций весьма велико, главным был Василий Щелкалов, как выше сказано, брат Андрея Щелкалова.
[Борис желает выдать свою дочь за иноземца] У царя Бориса была дочь, которая в то время была на выданьи (houbaer), и он всяческими путями и всеми средствами старался выдать ее замуж за немецкого князя или королевича, ибо он не хотел выдать ее за кого-нибудь из бояр: ни за Мстиславского, ни за Шуйского, которые поистине были более знатного и благородного происхождения, чем Годуновы, ибо он смотрел на всех вельмож своей земли, как на холопов (knechten), и ему казалось, что царю неприлично выдать свою дочь замуж за одного из своих слуг; сверх того он боялся за свою измену получить возмездие от своих и постоянно жил в страхе, как вор, который всегда страшится быть пойманным. Поэтому он полагал более безопасным иметь зятем немецкого князя, который был бы во всем ему верен и всегда готов сражаться за него.
Для своего сына он намеревался искать невесту с другой стороны: у черемисов, у персов или у какого-нибудь другого народа, так, чтобы обезопасить себя с обеих сторон — с запада и с востока, ибо он опасался Польши, ожидая от нее во всякое время неприятельских действий. Тревожимый совестью, он думал тогда о предстоящих ему несчастьях, и они вскоре его постигли.
В это время молодой герцог, по имени Густав, сын Эрика, короля шведского, бежал из своего отечества, где его намеревались, как достаточно известно, погубить, и молодой Густав бежал в Польшу, пробыв некоторое время в Данциге, в доме Христофора Катера (Christophorus Cater); он отдал себя под покровительство Польши; но дела его шли вовсе не так, как ему было обещано, и он тайно отправил известие к московскому дарю. Царь Борис не желал лучшего, рассчитывая поймать важную птицу (grooten vogel te vangen) и надеясь, что он будет ему служить и женится на его дочери, употребил все хитрости, чтобы заманить Густава в Москву: писал ему письма, в которых советал, как ему бежать и в какое место на московском рубеже он должен прибыть в назначенное время.
Густав бежал и благополучно добрался до Московии; не прошло и трех часов после перехода его через рубеж, как из Польши послали погоню: посланные всюду спрашивали на рубеже, не видали ли кого похожего, но московиты так искусно скрыли его, что поляки в то время ничего не узнали; когда он вступил в пределы Московии, навстречу ему было послано несколько придворных с немецкими переводчиками, повозки, лошади и многие другие княжеские вещи, необходимые для дороги, и всевозможные припасы. Даже дорога между Москвою и Ивангородом была ради него осмотрена и исправлена; его принимали с таким почетом, что большего не смогли бы оказать и королю; итак, 8 августа 1600 г. Густав торжественно въехал в Москву, его встречали с великой пышностью почти все дворяне, ехавшие верхом в дорогих одеждах; и его посадили на царскую лошадь и так проводили до дома, для него приготовленного, и здесь его снабжали всем: лошадьми, припасами провизией, слугами и рабами, как если бы он был царь; и сверх того Борис послал ему много драгоценных подарков, парчу и шелковые ткани на одежду ему самому и его людям, и сверх того ему каждодневно присылали с царского стола кушанья на блюдах из чистого золота[78].
19 августа по уговору явился он