Оказалось, что жил хозяин заведения совсем рядом – в большом доме, около бывшей пожарной части. Знаю я этот домик, у него на фасаде была еще сделана здоровенная надпись арабскими закорючками. По ходу, Батыр-шматыр – муслик. Трехэтажные хоромы с пафосным двухцветным фасадом, украшенным колоннами, статуями и прочей хренью в виде вензелей, балюстрад и ротонды на террасе второго этажа.

– Давай, дуй к своему боссу и вытащи мне его на улицу. Понял? – напутствовал я администратора, толкнув в сторону дома.

– А если он не захочет выходить?

– Значит, я тебя застрелю у него на пороге, и тогда он точно выползет наружу, – ответил я, прячась за ближайшим поворотом забора.

Парень долго стучал в дверь, колотил в нее кулаком и даже пару раз лягнул ногой. Дверь не открывали. Через несколько минут томительного ожидания администратор догадался дернуть за входную ручку двери. Дверь подалась и легко открылась на себя. Не знаю почему, но я сделал шаг назад.

Ба-бах! – калитка потонула во всполохе огня, дверь сорвало с петель, отбросив на середину улицы. К моим ногам плюхнулась культя руки. Хана дрыщу, отпрыгался администратор.

Сука! Да что за день сегодня такой?!

Торчать возле злополучного дома не было смысла, поэтому я убежал прочь. Времени мало. Время сейчас работает против меня. Если Алие вывезут из города, то шансов на то, чтобы отыскать ее и спасти может и не быть. Вывезут в горные районы, и все, пиши пропало!

Вернулся поближе к цивилизации, поймал такси – раздолбанную «Ладу Икс-рей» и направил таксиста в северный район города, где располагался ж/д вокзал. Водила ехать не хотел, но пара тысячных купюр убедила его. Таксисты не любят железнодорожный район из-за того, что там легко можно остаться не только без колес, но и без вещей, мобилы… и жизни.

Домчались быстро, минут за двадцать. По дороге навстречу попались несколько машин «Скорой помощи», пожарный «КамАЗ» и автобус с росгвардейцами. Водитель такси лишь хмурился и опасливо косился на меня, видимо, чувствовал, что я имею какое-то отношение ко всему этому переполоху. Таксисты, они такие – экстрасенсы, которые жопой чувствуют неприятности и опасность.

Найти нужный дом не составило особого труда, тем более что я здесь бывал не раз и не два. Двухэтажное здание на окраине поселка, где когда-то жили семьи путейцев. Сейчас здесь царила разруха и опустошение.

В дверь долго стучал ногой, пока изнутри не раздался сонный голос:

– Псих, какого черта ты стучишь? До утра подождать не мог?

Распахнулась дверь, и на пороге возник худощавый мужчина, голый по пояс, одетый в застиранные треники и тапочки на босу ногу. Со стороны могло показаться, что на нем все-таки есть рубаха с длинным рукавом. Но это только если особо не приглядываться – торс, плечи, живот, руки до кистей, все было «наглухо забито» татуировками, сплошной синий ковер.

– Фюрер, времени в обрез, нужна твоя помощь, – поторопил я бывшего одноклассника, увлекая его внутрь.

Коридор несколько раз ломался, ведя через комнаты разной величины, наконец я добрался до жилой части – комнатки площадью в двадцать квадратов, где было тепло и пахло огнем. В углу стояла печка-буржуйка, на полу стопка дров, вдоль стен длинные стеллажи, забитые книгами, тут же большой стол, укрытый зеленым сукном, и несколько ЖК-мониторов, на которые передавалась картинка с камер наружного наблюдения. А еще в комнате было три двери, которые, как я знал, вели в арсенал, бункер и санузел. Но куда какая, уже не помнил.

– Пить будешь? – спросил Фюрер, он же Витька Сидоров. На столе появились початая бутылка водки и еще один стакан.

– Нет, Витек, не буду. Проблемы у меня. Поможешь?

– Где Бородач, не знаю и искать его не хочу, – огорошил меня Сидоров.

– Мне Бородач по барабану. У меня Алие пропала. Надо найти.

– Как пропала?

– Мы в клубешнике были. «Кокос», знаешь такой? Лия зашла в туалет, а потом пропала. Я пошел ее искать, но не нашел, зато на меня напали два бармалея, а потом вообще такой замес начался, с автоматами и взрывами. Итог – гора трупов и ни одной зацепки. Надо найти хозяина клуба – некий Батыр, он же Айбат Казоев, жил на улице Комарова, что за пожарной частью. Думаю, Алие похитили, чтобы продать в рабство, а может, спецом охотились на нее, все-таки она у меня спец по всяким бабским болячкам. Могли и заказать. Ну что, поможешь?

– Ща, дай сообразить, – Сидоров задумался на секунду, потом схватил трубку старинного дискового телефона, выпуска середины двадцатого века, и, набрав на нем короткий номер в две цифры, дождался, пока на другом конце возьмут трубку, зычно крикнул: – Шкет? Бегом ко мне.

– И где ты этого монстра откопал? – кивнул я на телефонный аппарат в карбалитовом корпусе. – Принципиально, что ли, рацией или мобилой не пользуешься?

– Конечно, – кивнул головой Фюрер. – Их же прослушать можно, а этого старичка никак, ну если только к проводам не подключиться, но на этот случай у нас есть одна хитрость, но какая, я тебе не скажу, потому что ты из конкурентной фирмы.

– Босота вы районного масштаба, а не фирма, – пренебрежительно хмыкнул я. – Есть чего пожрать?

– Ща, зробымо.

Сидоров засунул руку под стол, там у него был небольшой «гостиничный» холодильник. Передо мной возник нехитрый натюрморт на тарелке: кусок сала, луковица, горбушка черного хлеба, кольцо кровяной колбасы, четыре вареных яйца и парочка крупных картофелин, сваренных в мундире. Фюрер тут же очистил лук от шелухи, порезал сало, хлеб и колбасу. Потом он протер нож тряпкой и положил его на стол. Нож был интересный – копаный окопный клинок вермахта с клеймом «Пума», «Золинген», рукоять – бакелит. На клинке дополнительно набит номер, что этот номер означает, Фюрер не знал, но очень этим фактом гордился, потому что с его слов выходило, что обычно подобные ножи шли без номеров, значит, этот клинок был из особой партии.

Этот нож да наколки на теле – это все, что осталось у Фюрера от старой жизни. Фюрером, кстати, его называл только один человек – я, у остальных он выбил это привычку… вместе с зубами. Раньше, в старой жизни, Виталий Сидоров был ярым ультраправым, или попросту неонацистом. А еще он был «копачем», или, как их модно называть, – «черным археологом», коллекционером и собирателем всего, что связано с историей Второй мировой войны. Бои в наших местах шли упорные и ожесточенные, за годы войны город несколько раз переходил из рук в руки, так что военного железа в земле хватало с головой.

С того, что взял на копе, Фюрер и жил, откопает котелок, восстановит его, потом продает. Военное железо всегда хорошо шло, энтузиастов, которые за котелок, ложку, жетон или подсумок готовы заплатить, хватает. Ну, а если орден найдешь, медаль или еще что-нибудь ценное, так совсем хорошо, при удачном стечении обстоятельств можно обеспечить себе сытую жизнь на несколько месяцев, а то и лет. Отдельно стоит рынок копаного оружия и боеприпасов, тут выхлоп поинтересней будет, но и риск попасть на нары тоже увеличивается в разы. За спиной у Фюрера было две судимости, обе за хранение огнестрельного оружия и боеприпасов, первая – «условка», вторая – три года лишения свободы, вышел через два. В тюрьме приобрел специальность сварщика, россыпь портаков на спину и грудь, плохо сросшуюся после перелома ногу, из-за чего хромал и сутулился.