твою! Вот же тварь… Спокойно, Ланнфель. Не поднимай только шума. Не сейчас.»

— Никаких выродков не будет, — бархат голоса льерды резко сменился на лёд — Если что — то даже и появится, я не пущу его в мир. Вытравлю, коли потребуется. Обо всём прочем даже не напоминай, Тинджер. Заниматься с ним «ЭТИМ» просто… невыносимо. НЕ — ВЫ — НО — СИ — МО. Это больно. Плохо. Гадко и отвратительно. Меня будто племенной бык прожевал и отрыгнул. Я теперь даже сидеть не могу нормально! У меня ломит спину и болит всё… внутри. Мне, видишь ли, пришлось доказывать ему, что ты соврал…

Сопливец, конечно же, разохавшись и разахавшись, потянулся успокоить дружеским объятием фальшиво взрыднувшую подопечную.

Однако же, видеть этого Ланнфель не желал.

Равно как и знать, что мало того, что ему наставляют рога, но и хотят ещё обокрасть в недалеком будущем.

Обокрасть, да. Во всех смыслах этого слова. Отобрать всё, в том числе и только что приобретенное Имя.

Змеища Эмми попытается… И будет пытаться снова и снова. Снова и снова! Не выйдет с этим мальчишкой, найдется другой, понапористей, посмелее да порасторопнее.

Идиотик Ригз думает, что льерда Подлянка жопу рвет ради любви к нему… Ха! Смешно. Да он ей нужен только как крючок, на который можно прицепить оправдания самой себя. Дескать, вот, на что иду я ради любви… Так и он, Ланнфель, нужен Змеюке, чтоб не остаться без куска хлеба по скорому уезду из теплого, папенькиного дома. Страдающая, жертвующая собой мученица… Лицемерка. Выдра!

Пора было обнаружить себя.

Но сделать это ровно наполовину. То есть, также, как ведет себя молодая супруга — абсолютно подло. Исподтишка.

«Прибыль тебе, дрянь такая, — с очень большим трудом подавив желание переломать шеи обоим, вольник заставил себя остыть — Навоза тебе чашку. Ты у меня не только прибыли… Стотки на пудру не получишь, тварь. Полкуска хлеба определю тебе на неделю. Вот же, а⁈»

…Когда, окончательно успокоившись, льерд Возмездие выбрался, наконец, из под лестницы, уже почти рассвело.

Утро намечалось прохладное и смурное. День же обещал принести с собой дождь, а может быть даже и мелкий, колючий снег.

Поднявшись по лестнице, Ланнфель поймал за рукав незнакомую, пожилую, оторопевшую от неожиданности горничную:

— Скажи льерде Ланнфель, что я жду её в спальне. И не трепли, что не знаешь, где находится моя супруга. Все вы тут всё знаете, змеи. Давай быстрее.

И тогда, когда Эмелина, всё ещё кутаясь в шаль, появилась перед лежащим прямо поверх чистой постели и не снявшим одежды супругом, тот отрывисто бросил:

— Где шлялась? Ладно, не важно. Сегодня вечером отбываем в Ланнфель, дорогая. Собирай барахло.

Льерда Ланнфель прищурила глаза:

— Что скоро? Папаша сказал ещё неделю гостить. Но хорошо. Воля ваша. Теперь же я хочу немного поспать, льерд. Надеюсь, мне это можно?

Совершенно деревянной походкой она прошла к постели.

Не сняв с себя ни шали, ни розового платья, легла рядом с мужем также как и он, поверх атласного одеяла.

Через минуту Эмми уже крепко спала, не ощущая и не слыша ничего.

Ни сильных рук, которые, осторожно перевернув её, накрыли грубо связанным пледом.

Ни болотных глаз, с холодным любопытством следящих за сонным дыханием и бьющейся жилкой на нежной шее девушки.

Ни серебряных когтей, один из которых, на мгновение опасно коснувшись этой жилки, тут же исчез прочь…

Глава 13

Прощание было недолгим.

Разумеется, льерд Бильер поуговаривал было дорогих детей остаться ещё хотя бы на несколько деньков, но вняв категорично разумным доводам зятя, по итогу согласился с ним.

— Да, да, — закивал он — Ты прав, Диньер. Не стоит откладывать отъезд. Ваш с Эмелиной дом готов к заселению, остались мелочи! Садом всё одно сейчас не заняться, дело к зиме… Мало только у вас мебели, сынок. Вот что меня беспокоит. Эти остолопы ремесленники, вместо того, чтоб поторопиться с заказом, сунули пальцы в задницы. Уверили меня, что в течении следующей недели всё будет готово и доставлено в Ланнфель… Не очень — то я им верю! Но зато скидку они мне таки сделали!

На последних словах старик потер ладони. Липким и жадным этим движением он напомнил вольнику жирную, довольную муху, собравшуюся полакомиться переслащенным вареньем либо дерьмом.

— Не надо так беспокоиться, — ответил Ланнфель, натянув на лицо маску радушия и подобострастия — Я сам на днях съезжу в Призон, потороплю мастеров. К тому же, на верхних этажах особняка нет люстр… Там установили масляные светильники, устаревшие и ненадежные. Мне бы не хотелось затягивать с этим. Ну и… в общем, всё остальное я решу сам. Вы, дорогой отец, итак слишком добры ко мне… к нам.

— Мне это только в радость! — затряс головой и замахал руками тот — Ты теперь часть Семьи, часть Рода. Один из нас.

Тоже самое одобрительными кивками подтвердили и братья.

Вернее, брат. Старший, Феннер. Странно, но именно этот добродушный увалень с первого взгляда проникся к новому родственнику симпатией и неподдельным уважением. И за безобразную стычку с Ригзом не попенял ему. Не осудил, даже молча.

Хотя этому не слишком доверчивый вольник тут же нашел логичное объяснение:

«Видно, братец знает, что за проказница его сестренка. И рады и он, и папаша, что она теперь под присмотром… Ну да ладно. Ферн неплохой парень и, по всей видимости, серьезный. Дружба с ним не будет лишней.»

Младший Бильер, Сэмюэль, выразил согласие и одобрение более сдержанно. Что тоже не слишком удивило — видно, этот братец был по природе своей равнодушен ко всему, что не слишком касалось его драгоценной персоны.

Сэмюэль и за свадебной трапезой всё больше молчал, налегая на копченые свиные ребра и дорогое вино. Молчал он и до трапезы, и после. Разумеется и то, что Ригзу немного помяли бока, прошло мимо внимания Сэма. Не ему же морду искровенили? Не ему. Ну вот, а значит, это его и не должно касаться. Вот и теперь обсуждение отъезда и обустройства молодоженов мало волновало Сэмюэля Бильера. Так что, отделавшись легким кивком, младшенький, достав из кармана криво скатанную, самодельную сигару, принялся медленно мять её в пальцах. Одновременно он наблюдал за тем, как служки погружают в обоз добротные пожитки молодой супруги Ланнфеля.

Итак, когда всё было уложено, проверено и посчитано, родственники и домашняя челядь высыпала на широкое крыльцо проводить молодых.

— Если что нужно, — заквохтал папаша, неуклюже обнимая дочь и зятя толстыми руками — Скажете. И я сам буду заезжать, это конечно. И