litbaza книги онлайнСовременная прозаМертвый язык - Павел Крусанов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 57
Перейти на страницу:

— Ну как тебе?

— Что?

— Как наш театр?

Они стояли возле железной калитки, прутья которой цвели ржавчиной.

— Плохо.

— Почему? — искренне удивилась Катенька.

— Дружок, пока что сделано полдела. Даже меньше.

Катенька, ожидавшая похвалы, надула губы.

— Но почему? Мы же выкладываемся, точно черти. Так себя изводим, что в глазах темнеет. Рвем жилы, как ты хотел.

— Самим прожить историю по-настоящему — этого мало. Надо, чтобы и все, кто это видит, кто, пусть невзначай, оказался рядом, прожили так же. Надо, чтобы именно то, что вы делаете, стало для них на это время жизнью, именно ваша история, а не ждущая дома размороженная курица, жмущие ботинки или хрустящая фольга от шоколадки. Зрителя необходимо вовлечь, он должен не сопереживать, а испытывать чистые чувства, как в лесу перед вставшим на дыбы медведем, испытывать чувства первичного, подлинного мира, главные из которых — любовь, восторг и ужас. А я смотрю на вас, и в голову мне лезет всякий вздор, вроде рецепта сливового компота на водке.

— Так это просто голова у тебя нечеловеческая, — с облегчением вздохнула Катенька. — Если бы у меня такая была, я бы ее, ей-богу, усекла. С такой головой ни «ОМ» не полистаешь, ни фигурное катание не посмотришь. Жуть!

Тарарам Катеньку не слушал.

— Вы — плохие актеры. Но в этом и суть. Реальному театру нужно не профессиональное мастерство с его вживанием в характер, отточенными движениями и поставленной речью, а искренность и одержимость. Нужен азарт преображения и готовность идти в этом азарте до конца. Репетиции, где вы, как вам видится, выкладываетесь, точно черти, могут прочертить лишь карту этого пути и помочь набрать градус пьянящего неистовства, а сам путь вам предстоит пройти на сцене, на премьере, и пройти лишь единожды, как единожды люди рождаются и умирают.

Над поселком висел настоянный на сосновой хвое зной. Вдали, словно несусветная птица, свистела электричка.

— Мы пройдем, — заверила успокоившаяся Катенька. — Мы уже завелись, как часики на бомбе. Но где она, эта сцена?

Тарарам снисходительно осклабился.

— Играть будем в музее Достоевского, в черном зале. Я обо всем договорился. У нас есть еще две недели, чтобы освоиться на площадке, придумать декорации и поставить свет.

У Катеньки был разгрузочный день, поэтому завтракал Рома в одиночестве и скромно — стакан чая и бутерброд с кабачковой икрой. Чтобы не искушать. Да, собственно, примерно так он обычно и завтракал. Потом пошли гулять в сторону зубробизоньей фермы.

Над полем плыл сладостно прогретый и пахнущий травами воздух, в клевере гудели мохнатые шмели, ласточки влетали в дырявый берег затопленного карьера.

— Знаешь ли ты, — поинтересовалась Катенька, — что первый президент Америки Джордж Вашингтон владел рабами и выращивал на своих полях коноплю?

— Ну что же… Мир был бы вполне путевым, если бы каждый здесь занимался своим делом и позволял тем же самым заниматься другим. — Тарарам сорвал пушистый одуванчик и дунул так, что у того разом облысело темя. — Но, к сожалению, в мире слишком много мудозвонов. Так много, что это уже почти невыносимо.

— Кого много?

— Мудозвоны, дружок, это такие люди, отличительными признаками которых являются доподлинное знание, как все сделать правильно, и полная уверенность в своей непогрешимости. Поэтому мудозвон не может заниматься собственным делом — он специалист по влезанию в чужие дела. То, что творится в политике, — только верхушка айсберга. Вся наша жизнь проедена мудозвонами, как старый гриб червями.

— Так не надо позволять мудозвонам лезть в свои дела, — решила задачу Катенька.

— Верно. Но это возможно лишь в том случае, если ты гол и не стяжаешь соблазнов мира со всеми его расписными погремушками. — Тарарам бросил обдутый одуванчик под ноги. — Хотя и тогда тебя будут обольщать стяжанием, повсюду предлагая купить, надеть, воспользоваться… И тут, если ты осознаешь свое нестяжание всего лишь как отсутствие возможности в данную минуту купить, надеть, воспользоваться, ты все равно пропал — рано или поздно мудозвоны тебя достанут. Ну а всем прочим не стоит даже помышлять о том, чтобы что-то мудозвонам не позволить, даже если их уже достали дальше некуда, даже если они хотят, очень хотят не позволять… Представь только, что бы вышло, если бы я в свои лета, будучи обременен семьей, карьерой, ипотечным кредитом, полезной дружбой с добропорядочным начальством, вдруг встретил бы тебя и полюбил.

— Здорово вышло бы.

— Чистое самоубийство. Полное обнуление. Жизнь с чистого листа.

— Зато будет что вспомнить.

— Единственный плюс. Беда в том, что люди не в силах противостоять мудозвонам, поскольку они — простые обладатели вещей, порабощенные собственным обладанием. — Дорожка под ногами пылила тонкой пылью. Вдалеке уже показалась ограда зубробизоньего питомника. — Назойливые советы доброхотов, рекомендации, нетерпимость в отношении того, как ты делаешь свое дело и проживаешь свою жизнь — лишь самые очевидные из всех возможных вторжений в твою суверенность. Владея чем-то, ты делаешься зависимым от своего владения. И всякое прикосновение к твоему владению, будь то гвоздь на дороге, пропоровший шину твоей «маздочки», или повышение цены на цемент, который нужен тебе, чтобы доделать фундамент дачного домика, — тоже, по существу, влезание в твои дела, от которого ты не в силах оградиться. А поскольку большая часть вещей, которыми владеют люди, совершенно им не нужна, но при этом они от них добровольно нипочем не откажутся, то наша уязвимость перед мудозвонами воистину ужасающа.

— Опять ты все запутал, — огорчилась Катенька. — Я думала, вот разливаю я солянку, а мне кто-нибудь под руку говорит: «Лимону! Лимону больше клади!» Вот это и есть мудозвон — он влезает в мои дела. А ты: обладатели, порабощенные обладанием… Я этой казуистики не понимаю. И потом, при чем здесь «маздочка»? Твоего «самурая» что, гвоздь не берет?

— Берет, — признался Тарарам. — Но я вынужден смиряться, потому что для меня «самурай», как конь для батыра. — Рома на миг задумался. — Да, как конь для батыра и одновременно как его юрта. Он необходим мне, чтобы доехать туда, куда не ходят трамваи, — с ним я доберусь в любую глушь моей огромной родины. А для тебя «маздочка» — мулька, статусная штучка, что-то вроде стильной сумочки или понтового зонтика. То есть вещь, имеющая больше отношения к демонстрации собственной элегантности, чем к необходимости. Ездила бы ты, такая красивая, в метро, тобой бы все любовались, бедные студенты бы с тобой знакомились. А так ты за рулем на светофоре красишь губы, из-за чего пропускаешь зеленый свет, и поворачиваешь на перекрестке налево из правого ряда, забыв включить поворотник. В итоге все тебя ненавидят.

— Да ты сексист! Верно Настя сказала… Мужлан! Варвар! Что я слышу? Какой-то рык из пещеры!

— Я всего лишь говорю, что ты владеешь ненужной вещью, которая делает тебя уязвимой перед мудозвонами, но от которой ты ни за что не откажешься.

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 57
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?