Усадьба давно скрылась из виду, тропинка петляла лесом, а Лечицкий так и не шел из головы у Малевича. Только сейчас, когда подспудный страх ежеминутного ареста наконец отступил, он четко осознал: немецкой указки в поступке «герра барона» не было…

Петро ждал Малевича сразу за болотом. Тропинка выводила к заросшей лесной просеке, и там Малевич сначала услыхал легкое позванивание сбруи, а потом заприметил спрятанную в кустах бестарку[13], на сиденье которой дремал Меланюк. Малевич тихонько свистнул, Петро встрепенулся и выскочил из бестарки.

— Товаришу Малевич!

— Ну, здравствуй, Петро… — Малевич обнял Меланюка. — Давно ждешь?

— Та десь з годыну… Краще скажить як там з тим герром бароном, усе гаразд?

— Да порядок, порядок, разошлись по-хорошему. Ох, и штучка этот мой полковник Лечицкий! — Малевич засмеялся и влез в бестарку. — Поехали.

Петро с готовностью заскочил на сиденье и тряхнул вожжами.

— Вы знаете, товаришу комиссар, дывивсь я зи свого боку на того Лечицького. Воно таке цабе що може з нього шось й буде, га?

— Ну, то еще смотреть надо и таки добре смотреть… — Малевич устроился поудобнее и нетерпеливо спросил: — Ну, как оно там?

Петро вывел коней на просеку и, только когда колеса бестарки запрыгали по корневищам, ответил:

— Неважно, товаришу Малевич… Немцы город на особый режим перевели, — Меланюк прикрикнул на лошадей, и они побежали шибче. — В них там штабы стоять, газеты друкують, управлиння всиляки. А всих наших, хто хучь яку-небудь посаду мав, у банковський подвал покидали.

— Так, в город, значит, нельзя…

— У село поки що теж не можна. Оунивськи бандюки усих до «чорных спискив» позаносили…

Малевич долго молчал, обдумывая услышанное, и только когда повозка свернула с просеки на слабо накатанную колею, спросил:

— Ну и куда же ты меня теперь везешь?

Меланюк подогнал лошадей и только потом обстоятельно ответил:

— Я, товаришу комиссар, так подумав. Тут, у лиси, багато наших ховається, и я вам теж схованку приготував. Я так розумию, треба вам усих тих, що ховаються, до купы зибраты…

Петро помолчал и, тряхнув вожжами, добавил:

— В полиции я списки на тих людей узяв, кого полиция пидозрюе, що допамагають им, теж. А ще провианту взяв, карту с лесничества, та тут под сеном в мене драгунка е… Що ж до документив, то зробыв я вам довидку таємного полицианта, на той випадок якщо на полицеїв десь наскочите. Ось, поки що все що змиг…

— Неплохо! — Малевич подумал. — Ну-ка дай мне список…

Петро вытащил из кармана сложенный вчетверо листок, и Малевич прямо на ходу, держась одной рукой за борт бестарки, развернул бумагу…

* * *

Служба кончалась, и по всему собору плыл сладко-голубой дымок ладана. Теплились свечи, крестились прихожане, гудел голос священника. Стоя на видном месте, Пилюк исподтишка поглядывал, заметили ли его другие. Удостоверившись, что на него обратили должное внимание, по окончании службы, не дожидаясь толкотни, одним из первых пошел к дверям храма.

Важно продефилировав улицей, Пилюк свернул за угол к раскидистому одноэтажному дому, где по адресу «Півнична, 14» размещалась редакция газеты «Голос України».

Полицай, дежуривший у входа, при виде «пана референта» с готовностью вытянулся, и полный собственного достоинства Пилюк прошел прямо в кабинет главного редактора.

Редактор был у себя. Пилюк еще не закрыл дверь, как хозяин приподнялся над стулом и приветственно помахал ручкой.

— Мое шанування, пане радник! Цо, пан принис свий роман?..

Пилюк знал редактора еще по Кракову, они даже были приятелями, но сейчас ему было не до шуток, и он сразу перешел к делу:

— Пане магистр, я тут де с ким бесиду мав. Хлопци кажуть, наши справы погани. Агитация ниякого толку не дае, схидняки на нас як на ворогив дывляться, а тут ще й з нимцями непорозуминня всиляки…

— Непорозуминня не те слово… — редактор насупился. — И ты що, бажаеш, щоб я це надрукував?[14]

— Я з ним мову про видродження веду, а вин… — рассердился Пилюк.

— Ну, якщо так…Ты в «Українських щоденних вістях» статтю «Что мы находим на Востоке», читав? — Редактор повернулся и ловко выхватил из лежавшей на столике кипы газету. — Ось послушай: «Украинство откинуто на сто лет назад. Возрождение придет только от селянства, так как другие прослойки слишком слабы, чтобы возглавить регенерацию…»

— Так й що з того?.. — Пилюк махнул рукой и процитировал: — А «Україньске слово» в статті «Задачи украинской интеллигенции» пише: «…наша задача — восстановить разрушенную жидо-большевиками украинскую национальную культуру…». То все балачки. В нас що, нема кому націю очолити? Нам було обицяно… А зараз и Киев взятый й що? Не кажучи вже про Львивський уряд…

— Я бачу що пан Стецько буде тобою задоволеный… — Редактор хитро прищурился. — Що до нашей организации та вождей я з тобою согласен, а от скильки урядовых постив треба перейняты ты знаешь?

Пилюк недоуменно пожал плечами.

— Тильки на территории до Днепра восемдесят тысяч… — веско сказал редактор и самодовольно откинулся на спинку кресла.

— Не може буты! — изумился Пилюк.

— Може… Ту цифру не я считав й тому слова: «своей хате, своя сила», я не дарма друкую… — он ткнул пальцем в газетный заголовок.

Пилюк подавленно молчал, и редактор покровительственно глянул на «пана референта».

— Однак, якщо хтось и дистав в папу, то й десперация ни до чого[15].

— Не бачу выходу… — Пилюк с сомнением покачал головой.

— А полонени? Мабуть ти що пишли в полон не дуже прагнули за Совитив гинуты, га?

— Та агитували вже, агитували… — Пилюк махнул рукой.

— Ага. Так як ти в замку. Ни, до цього треба инакше пидходыть.

— Инакше? Це з якими ж словами? — Пилюк скривился.

— А хоч би й з цими… — Редактор вытянул вперед руку и продекламировал: — «Красу я й щастя на всій Україні ширитму, власний забуду мій труд…»

— Це що, без нимцив? — растерялся Пилюк. — Воны ж не дозволят.

— А ми в себе вдома! Так що нияких дозволив не треба… — неожиданно жестко сказал редактор и закончил. — А що до способов…

Он взял трубку телефона и нетерпеливо постучал по рычагу.

— Фройляйн, 2—47!.. Пан Черченич?.. Да, это я… Мы выходим.