Свадебный пир оказался довольно скромным. Лавров не прочь был бы закатить праздник на полную катушку, пригласить в свидетели своего счастья всех приятелей и знакомых, но Юля с присущим ей тактом заметила, что Лавров, вообще-то, вдовец…

– Я должен тебе сказать… Я был женат, – сообщил он Юле за неделю до свадьбы. Он понимал, что это нужно было сказать раньше, но все не мог себя заставить.

– Я знаю, – кивнула Юля. – Наконец-то ты собрался… Мне Жанна давным-давно рассказала. Ужасно. Бедная женщина.

– Да… Ты прости меня, Юль.

– За что?

Так что на вечеринке были только близкие друзья, Татьяна Витальевна и свидетельница – очень бойкая, некрасивая, но очаровательная девушка с редким именем Гоар, тоже начинающая актриса. Последняя сразу же начала отчаянно флиртовать с Олегом, который принял на себя почетную обязанность Диминого свидетеля. Потрясенный неожиданным напором, он явно чувствовал себя неловко.

Но все это прошло мимо Лаврова, словно приснилось в длинном и подробном, утомительном и счастливом сне. С того самого момента, как сияющая улыбкой регистраторша во Дворце бракосочетаний сообщила ему, что он может поцеловать невесту, он был словно в тумане.

Неожиданно и ярко Дима понял, что вот теперь Юля принадлежит ему полностью, насовсем, по праву… Именно потому как во сне плыли лица гостей, именно потому он потешался над невнимательностью режиссера сна, так неуместно вставившего в сценарий развеселой дружеской пирушки бледное, с крепко сжатыми губами, потерянное лицо Ольги… Да что с ней такое? Выпила лишнего?

Дмитрий понял, что все не сон, только в ту минуту, когда вошел в спальню. В ней после ремонта еще слегка пахло краской и клеем, но в целом уже утвердился сладкий запах Юлиных духов. Девушка сидела на широкой кровати, опираясь спиной на подушки, лицо у нее казалось спокойным и усталым, волосы были распущены… И у Лаврова потемнело в глазах от черного пламени этих волос.

А потом было наслаждение столь дикое, столь возвышенное, что оно выходило за рамки животного и ангельского в человеке… Юля была создана для него, он впитывался в нее, как вода – в черную, вечную землю, он исчезал, растворялся и возрождался вновь…

Ночью Лавров проснулся от неприятного чувства. Смятые простыни, распахнутые шторы и полная луна, глазеющая в комнату. Ну конечно же! Он не любил лунного света. Ночь уже шла к завершению, за окном, в кронах тополей, сонно пробовали голос какие-то мелкие беспокойные птахи. Но признаков рассвета пока не было видно. Новоиспеченный супруг обхватил голову руками и застонал. Бог мой, он вел себя как животное, как кабан на грядке топинамбура, он заснул сразу же, как отрубился! Лавров немного отстранился, чтобы увидеть свою жену, но тем только усугубил свои мучения, почувствовав новый прилив желания. Это все же первая брачная ночь! Он должен был оставаться нежным! И, преодолевая любовную амнезию, стал припоминать, как она вела себя, что говорила, что делала, и постепенно успокаивался. Мужская эгоистичная натура мало-помалу побеждала нервного и чувствительного влюбленного, она говорила, что все прошло как нельзя лучше, что новобрачная разделила с ним и горение, и финал этой дивной ночи.

Но нежный влюбленный продолжал волноваться, и к нему было применено последнее средство – ему пообещали, что завтра же, или нет – сегодня утром! – он станет ласкать свою супругу так долго и основательно, что совершенно искупит свое неджентльменское поведение. Может, Дима и уснул сразу после, как невоспитанный скот, но невеста тоже спит! Вон как сладко посапывает!

Но Юля не спала. Широко раскрытыми глазами она смотрела в окно, на луну, которая уже уходила на покой, и подушка под ее щекой была мокра от холодных и злых слез. Но к мужу она лежала спиной, и все, что он мог сделать без боязни потревожить ее трепетный сон, – это осторожно прижаться сзади и положить руку ей на талию. Но не увидеть ее лица. Что ж, быть может, это и к лучшему.

Не только одна Ольга была на свадьбе Лаврова печальна. Ее-то поведение как раз понятно – зависть. Все завидуют невестам, а этой грех не позавидовать. Такого парня отхватила, а ведь только-только из Запупырловска! А вот настроение Кирилла прошло мимо окружающих, его холодноватую отстраненность заметила только Ольга.

– Да что с тобой! – то и дело толкала она его локтем. – Милый, приди в себя и потанцуй со мной. Хотя бы… – изящно язвила она, но Кирилл, который в любое другое время развил бы из этого намека целый монолог, на этот раз совершенно никак не реагировал. А вечером…

– Поедем к тебе? – шаловливо поинтересовалась у него подвыпившая Ольга.

– Нет, к тебе, – спокойно ответил Кирилл, но Леля удивилась. Она знала, что Кирилл не очень любит бывать у нее, говорит, что слишком шумно, что его беспокоят запахи женского будуара, кремов, пудры, духов и что он ночует у подруги только тогда, когда допоздна работает в своей студии, которую снял на этаж выше. Но она ничего не сказала, не придала значения, решив, очевидно, что у Кирилла в квартире полный беспорядок и пустой холодильник и ему не очень-то хочется возвращаться в родные пенаты после роскошной и веселой свадьбы.

Но на этом беспокойства не кончились. Ольга ушла в душ полить прохладной водой ноги, уставшие от танцев, а Кирилл раздевался в комнате. Вдруг послышался вскрик…

– Ты чего, мышь увидел? – крикнула Оля, но звук льющейся воды не дал ей услышать ответа. Напевая, девушка принялась умащаться кремом, полагая, что Кирилл, разумеется, вскрикнул не из-за встречи с мышью, а, скажем, потому, что схватился за горячую джезву.

А войдя в комнату – веселая, освеженная, пахнущая любимым парфюмом, – она испугалась по-настоящему. Кирилл сидел на диване, его пиджак валялся на полу, а в руках парень держал какие-то бумажки. Причем лицо его было бледным и смотрел он на эти лоскутья, как на случайно забравшегося в квартиру и весьма агрессивного паука-фалангу.

– Ты что? – осторожно спросила Ольга. Кирилл с трудом поднял на нее взгляд – далекий, затуманенный.

– Что это у тебя в руках?

– Так, ерунда, – нехотя ответил Кирилл, словно возвращаясь из какой-то неведомой Ольге дали. – Просто я забыл об одном важном деле… А сейчас вспомнил.

Ольга решила, что на сегодня вполне хватит объяснений. Но в эту ночь она, как и новобрачная, заснула позже своего партнера. Дождавшись, пока Кирилл примет свое излюбленное положение для сна – на животе, крепко обхватив подушку, – и ровно засопит, она встала и с бьющимся сердцем принялась рыться в карманах его пиджака. Луна, неизменная сообщница влюбленных и преступников, помогала ей мертвенно-бледным лучом, и ночник в виде обнаженной женщины подсветил, не желая отставать от луны, и Оля наконец нашла, что искала. Белый длинный конверт без марок и адреса, а из него выпала маленькая фотография девушки. Утонченное, красивое лицо, немного длинноватое, что придает ей сходство с жеребенком, и такие же длинные шоколадные глаза. Сидит, забравшись с ногами на высокий табурет, обхватила острые свои колени и подняла их почти к подбородку, смотрит без выражения. На шее – добрый десяток разнокалиберных цепочек, на запястьях – металлические обручи, и даже щиколотки босых длиннопалых ножек украшены браслетами. Оля перевернула фотографию – мелкий бисер чужого языка. Это французский, понятна только подпись. Жаклин – судя по всему, так зовут девушку на фотографии. Кто она? Сегодня тайные любовницы не дарят своих снимков с трогательной надписью, сегодня изображения заперты в совершенные корпуса телефонов, фотоаппаратов, компьютеров, зашифрованы цифровым кодом, и не вложить их в хрустящий конверт, не забыть в пиджаке на горе обманутой влюбленной!