Вычислитель пока не видел в этой минометной батарее прямой угрозы. Первые взрывы осколочных мин прозвучали далеко справа, но после третьего залпа немецкие минометчики изменили прицел, и тревожный зуд под кожей известил меня о том, что следующие смертельные подарки лягут уже намного ближе.

Свой командный пункт я расположил на опушке небольшого леса почти сразу за выстроившимися в три ряда боевыми машинами танковых бригад. Грузовой автомобиль с размещенной в герметичном кузове мощной радиостанцией был штабной машиной одного из батальонов противохимической защиты, и я цинично прибрал его к рукам вместе с отделением связистов.

– Полк Цайтиуни на связь!

– Есть! – откликнулся командир радистов и почти сразу протянул мне трубку.

Я еще диктовал артиллеристам установки для стрельбы, когда вычислитель вновь подал тревожный сигнал, резко уменьшив масштаб виртуальной карты и выделив на ней готовящиеся к стрельбе батареи 105-миллиметровых гаубиц.

– Товарищ подполковник! Полковник Иванченко докладывает, что его бригада попала под минометный огонь! Есть потери среди танкового десанта.

– Начать выдвижение на рубеж атаки! – тянуть с переходом в наступление было нельзя. В Красной армии бронетранспортеры отсутствовали, как класс. Это создавало массу неудобств и вело к неоправданным потерям среди пехотинцев от заградительного огня противника. Одно дело, когда бойцы сидят за броней, пусть и тонкой, но защищающей их от пуль и осколков, и совсем другое, когда они находятся на броне танков, хоть как-то прикрывающей их только с фронта.

Ситуация пока не была критичной, но я чувствовал, что еще немного, и я перестану успевать вовремя реагировать на все цели, внезапно превращающиеся на виртуальной карте из приглушенных красных квадратиков в ярко алые отметки гаубиц и «небельверферов», готовых открыть огонь по моим войскам.

Из тыла пришел далекий рокот, и над нашими головами завыли 152-миллиметровые «чемоданы» гаубиц МЛ-20. Впереди, на немецких позициях замелькали вспышки, и в воздух поднялись фонтаны земли. Среди них густо вспухали белесые ипритные облака – химических снарядов полковник Цайтиуни не жалел.

Боевые машины с десантом на броне проломили жидкую полосу кустарника и выбрались на открытое место. На немецких позициях все еще продолжали рваться снаряды, но вскоре гаубицы переключились на контрбатарейную борьбу. Теперь противник увидел наши танки в свете «люстр» и немедленно открыл огонь. Гулко ударили противотанковые пушки, бронебойный снаряд с визгом ушел в рикошет от лобовой брони одного из КВ, шедших в первой линии.

Наши танки тоже начали отвечать из пушек и курсовых пулеметов. Я посмотрел на карту. Первые тяжелые машины уже вошли в зону сплошного химического заражения. Десант пока оставался на броне, прячась за башнями и пытаясь прижать немцев к земле огнем из стрелкового оружия.

Не знаю, как наши и немцы находили цели – видимость был откровенно паршивой, но передо мной вычислитель разворачивал картину боя, фильтруя дымы и дополняя недостаток освещенности данными из инфракрасной части спектра. Пока потери с нашей стороны были невелики, но до вражеских окопов оставалось еще не меньше пятисот метров, и немцы, несмотря на артподготовку и удар ипритом, оставлять свои позиции явно не собирались.

– Батальонам противохимической защиты начать дегазацию!

Танки ушли уже метров на четыреста вперед, и теперь вслед за ними через измочаленный гусеницами кустарник на поле выбралось два десятка химических бронемашин КС-18. Каждая из них имела бак емкостью в тысячу литров, наполненный дегазирующими растворами.

На некотором расстоянии за машинами двигались бойцы в костюмах химзащиты с приборами химической разведи, контролируя качество дегазации. Впереди все сильнее разгорался бой, и именно от химиков сейчас зависело, когда на помощь немногочисленному танковому десанту смогут прийти основные силы пехоты танковых бригад.

На севере, за нашими спинами, грохотало уже непрерывно – оба приданных мне артполка РГК включились в работу, подавляя немецкие гаубицы, пытавшиеся открыть заградительный огонь по наступающим танковым цепям. Артиллерии у немцев, к сожалению, было много, и не до всех вражеских батарей мы могли дотянуться. К примеру, позиций 210-миллиметровых гаубиц, имевшихся в распоряжении Клейста, пока находились вне зоны досягаемости нашего артогня. Дело другое, что сходу ввести их в дело противнику было непросто. Батареи нужно было подтянуть к месту намечающегося прорыва, иначе из-за высокого рассеивания снарядов при стрельбе на максимальную дальность немцы рисковали попасть по своим.

– Товарищ подполковник, комбриг-26 докладывает, что немцы выбиты из первой линии окопов. Противотанковые батареи подавлены. Потеряно четыре танка. Противник отходит на вторую полосу обороны.

– Продолжать преследование. Не давать закрепиться!

На самом деле, сейчас мне было совершенно не до раздачи приказов командирам танковых бригад. У них была своя четко поставленная задача, и ничего нового они от меня услышать не могли. Главной головной болью в данный момент являлись немецкие гаубицы и танковый полк, оставленный Клейстом в резерве как раз на подобный случай.

В отличие от Красной армии, немцы не испытывали никаких проблем с количеством боеприпасов для своей артиллерии, и если дать им возможность безнаказанно стрелять по идущим в атаку бригадам и работающим за их спинами химикам, наша попытка прорыва просто утонет в море огня и захлебнется ипритом и люизитом.

Ночь и внезапность нашего удара, конечно, сказывались на скорости реакции немцев на возникшую угрозу. Еще сильнее тормозила их ответные действия заблокированная радиосвязь, но за последние месяцы противник успел уже привыкнуть к проблемам в эфире и принять контрмеры. Теперь утрата возможности передавать приказы и доклады по радио не приводила к потере управления немецкими войсками, а лишь замедляла прохождение команд между штабами и боевыми частями, да и то не всегда.

Вид с орбиты однозначно показывал, что немцы приходят в себя заметно быстрее, чем я рассчитывал. Пехотный батальон, на который пришелся концентрированный удар двух моих танковых бригад, несомненно, понес значительные потери, но отступал он как-то уж слишком организованно, продолжая наносить нам потери и существенно замедляя продвижение танков и пехоты. Судя по его боевому пути, ничем особенным этот батальон от других подобных немецких пехотных частей не отличался, и проявлять повышенную стойкость ему, вроде бы, было не с чего. Однако данный факт имел место быть. Кроме того, попавшему под удар батальону немцы весьма оперативно и своевременно начали помогать резервами. Наши танки еще только подходили ко второй полосе обороны противника, а третья, последняя, линия окопов уже была занята немецкой пехотой, довольно плотно насыщенной противотанковыми средствами.

Пришлось снова переносить огонь полка Цайтиуни на немецкие позиции перед фронтом наступления танковых бригад, что тут же сказалось на качестве контрбатарейной борьбы. Немцы, правда, сориентировались в обстановке не сразу. Главным врагом для них сейчас являлись танки, утюжившие их окопы, но бить по ним из гаубиц в ситуации, когда непонятно, где свои, а где чужие, было невозможно.