– Что, мамаша твоя сбежала? – спросил самый крупный из них.

На вид ему было лет пятнадцать.

– Она пошла вызывать полицию, – ответил я.

Они усмехнулись.

– Не волнуйся. Мы покончим с тобой задолго до того, как явятся пасечники.

Они медленно, угрожающе приближались. Джон, который был меньше остальных, шёл посередине. Я не шевелился, пока они не оказались в четырёх ярдах.

– Что такое, пацан? Так и будешь стоять, да?

Джон сделал ещё шаг, и тут я начал двигаться. Присел на корточки, правой рукой схватил пригоршню мелких камней и бросил ему в лицо.

Должен сказать, бросаю я метко.

Наёмник Рафель заставлял меня усердно тренировать броски. Камни попали в цель, и Джон взвыл – один из них угодил ему между глаз.

Два других хулигана отвлеклись, и, прежде чем подняться, я схватил толстую ветку. Она была не такой прямой, как мне бы хотелось, но зато – нужной длины и веса: около пяти футов и достаточно тяжёлой, чтобы для её удерживания требовалось небольшое усилие.

«Если тебе легко, ему не больно», – прозвучал у меня в голове голос Рафеля.

Схватив ветку обеими руками, я размахнулся и ударил мальчика справа от Джона. С приятным треском она врезалась ему в колено. Мальчик заорал от боли и отступил.

«Сначала колени, это их замедлит!»

Джон всё ещё тёр глаза, и я изо всей силы ткнул его в живот концом ветки. Он не заметил её приближения и согнулся пополам с криком боли и хрипом.

И тут громила, который стоял слева от Джона, подошёл ко мне и ударил ногой в голень. Было чертовски больно. Я взмахнул веткой, но он уклонился от удара. Я понял, что с этим парнем будут сложности.

«Если придётся драться с несколькими, начни с сильнейшего, пока не растратил силы…»

Мальчик снова двинулся вперёд. Я взял дубину на изготовку и встал, распределив вес поровну на обе ноги. Потом сделал вид, что замахиваюсь, и, когда он для защиты поднял руки, поменял направление и со всей силы ударил сбоку по груди, выбив из мальчика весь воздух.

«Теперь заканчивай свою работу, Альфи», – сказал Рафель.

Дубина отскочила от противника. Я слегка приподнял её и, вложив всю силу, влепил хулигану деревяшкой по голове. Он потерял сознание и упал на землю, вывалив язык.

У меня не было времени восхищаться содеянным, поскольку Джон и второй парень уже шли на меня. Парень замахнулся кулаком, а я, поставив блок палкой, ударил его в живот. Он отлетел в заросли крапивы и взвыл.

Остался только Джон. Он был намного больше меня и смотрел с ненавистью. А моя старая сухая ветка надломилась – я слышал, как она хрустнула. Я взмахнул веткой, целясь Джону в бедро. Тот увернулся, и ветка, скользнув по бедру, сломалась. Я швырнул в него обломок, промазал, и он загоготал.

– Отлично, придурок! Посмотрим, как тебе это понравится.

Не сводя с меня глаз, он наклонился, поднял один из обломков и пошёл ко мне. Против него я был бессилен. Джон замахнулся, а я лишь поднял руки, защищаясь.

И тут мелькнуло нечто чёрно-белое. Я услышал нечеловеческий, высокий визг, а затем – дикий крик Джона.

– А-а-а, убери это! О! А-а-а!

Он отбросил палку и всеми силами старался оторвать от себя Биффу, которая вцепилась когтями ему в голову. Она мяукала, рычала и царапалась, а Джон МакГонагал скакал как ошпаренный, махал руками и орал от боли. Наконец ему удалось сбросить Биффу. Она стояла перед ним, выгнув дугой спину, шипя и плюясь, как кипящий чайник.

– Ты больной, вот кто! Придурок! Чёртов психопат! – кричал Джон, отступая к дороге.

– Тогда убирайся, – я показал на одного из дружков, уже отбежавшего на безопасное расстояние. – Не пора ли присоединиться к нему? Проваливайте, все вы! Не люблю, когда всякая дрянь болтается под ногами.

Джон помог встать своему приятелю, и они пошагали прочь.

– Молодец, Биффа! – пробормотал я, но кошка меня не слушала.

Она пошла на мальчиков, и те пустились наутёк.

Я чувствовал себя победителем. Правда. Именно так. Но я знал, что это не конец.

До конца ещё было далеко.

«В реальной жизни, Альфи, их надо добивать. Иначе они придут за добавкой».

Рафель жил в семнадцатом веке. С тех пор времена изменились.

На следующий день приехала полиция – расследовать избиение троих малолетних.

Я сказал – полиция. Но это был просто молоденький полицейский на велосипеде. (Форма немного изменилась, однако он всё же напомнил мне Джека в костюме констебля военного резерва.)

Мы с мамой были шапочно знакомы с предыдущим полицейским – дородным нелюбопытным человеком с неправдоподобным именем констебль Сарджент. Он поверил маминым заверениям в том, что я приехал в гости из Хексхама и что у меня нарушение роста. Мы его не интересовали, пока от нас не было проблем, а их не было.

Новый констебль, Армитаж, задавал слишком много вопросов и слишком всем интересовался. Мы сидели на заднем дворе – мама, я и он. Коза Эми (которую мы взяли вместо прежней Эми) блеяла, куры разгуливали вокруг. Констебль чувствовал себя неловко: что взять с городского жителя. Он даже вздрогнул, когда Биффа потёрлась о его ногу. Армитаж снял свою заострённую каску, обнажив блестящую лысую голову. А было ему только двадцать пять.

– Сколько тебе лет, сынок?

Все ответы он записывал в маленький блокнот.

– Когда ты родился?

– Ходишь ли в школу?

– Как давно ты здесь живёшь?

– Расскажи мне, что произошло вчера.

Я изложил ему заранее заготовленное враньё. Мне четырнадцать, и я закончил школу. В то время в четырнадцать лет это было возможно.

– Ты маловат для четырнадцатилетнего, а? – сказал он.

Я пожал плечами.

– А что была за драка?

Я рассказал ему правду.

– Так получается, ты был один против троих?

Я кивнул, ничего не сказав про Биффу.

Кажется, полицейский был впечатлён.

– Ты знаешь, что один из них попал в больницу? Трещина в колене.

Я снова пожал плечами.

Ему не о чем было больше спрашивать. Однако удовлетворения он не ощущал. Я понял это по тому, как он смотрел на наш двор, на маму, на меня, и по его словам:

– Здесь есть нечто, не видное глазам.

Поверьте, я прожил достаточно, чтобы научиться распознавать этот взгляд. Мама тоже его узнала. Такой взгляд всегда означал: будут ещё вопросы.

Иногда официальные лица решали: что-то здесь не так. И начинали копать. Когда это случалось, мы с мамой на некоторое время уезжали.