Мне не хотелось при этом присутствовать и тем более поднимать тему Альфи.

– Загляну к соседям, – я просунул голову в дверь гостиной. Отец стоял, понурившись, возле каминной полки, на которой лежала стопка вскрытых конвертов.

Счета: что тут ещё скажешь.

Не уверен, что родители меня услышали.

Я остановился на крыльце Рокси и уже приготовился нажать на кнопку звонка, но тут услышал, что в доме поют. Высокий дребезжащий голос громко выкрикивал слова гимна, которые я слышал на школьных собраниях. Только теперь в пении звучал сильный акцент уроженца Вест-Индии.

Что-то разбилось, и раздалось: «НЕТ!» Затем последовало нечто, похожее на проклятье, произнесённое на незнакомом мне диалекте. Я стоял в замешательстве и держал палец на звонке. Дверь вдруг распахнулась, и появилась Рокси, глядящая на меня снизу вверх.

– Я видела, что ты пришёл, – произнесла она, указывая на крошечную камеру над дверью.

– Прости, я тут услышал… и хочу сказать…

– А, маму? Да, она что-то уронила. С ней бывает. Давай, заходи.

Рокси развернулась на сто восемьдесят градусов и побежала через прихожую, крича:

– Мам, не волнуйся, я сейчас всё уберу.

В конце коридора из двери высунулась мама Рокси. Она опиралась на костыли и выглядела совсем иначе, чем в тот раз, когда я впервые её увидел. Невысокая, но для своего роста тяжёлая, со складками жира под одеждой и огромными руками в ямочках. Волосы, украшенные лиловой лентой, были короче, чем у Рокси, – укороченный афростиль. Лента по цвету сочеталась с большими круглыми серьгами.

Глаза у мамы Рокси были страдальческие. Так выглядит человек, который «смело сражается» с серьёзной болезнью. Она улыбалась, показывая безупречные зубы. Это была вымученная улыбка, словно попытка поднять уголки рта истощала женщину.

Вроде и похоже на стоваттную улыбку Рокси, но радости никакой.

– Привет, солнышко. Ты, должно быть, Эйдан. Рокси мне про тебя всё рассказала.

– Рассказала? Я только… э… здравствуйте, мадам. Миссис э…

– Зови меня Пресьоза, милаш. Прости, вам же надо пройти. Чёртовы костыли…

Она прижалась к стене, и я прошёл на кухню.

Я боялся, что Пресьоза станет объяснять своё странное поведение прошлой ночью. К счастью, она ничего не сказала.

Рокси собрала осколки разбитой тарелки в мусорный бак. Мама же скрылась за углом, закрыв дверь в кухню с помощью костыля.

– Кажется, она, – я заколебался, и это меня подвело, – милая.

Как напыщенно, Эйдан.

Рокси коротко усмехнулась.

– Ха! Милая! Хорошая попытка, Эйдан. Ты такой неуклюжий лжец!

– Нет, я хотел сказать…

Рокси улыбнулась, но я заметил, что улыбка у неё грустная.

– Мама отличная. Она много работала. И она милая. Внутри.

– Но в чём… я хочу сказать… как… природа… э-э-э…

Рокси – кажется, из удовольствия помучить меня – дала мне всё это промямлить. Наконец она произнесла:

– В основном диабет. Плюс синдром хронической усталости и, возможно, что-то ещё, пока не диагностированное. Лекарства, которые мама принимает, плохо сочетаются с инсулином, и она набирает вес. А это усиливает проявления диабета и приводит к перепадам настроения. Приходится принимать ещё лекарства, отчего развивается синдром хронической усталости.

Рокси тараторила так, будто выучила всё это наизусть. Помолчав, она ответила на вопрос, готовый сорваться у меня с языка.

– Нет. Это неизлечимо. Во всяком случае, за те деньги, которые есть у нас. Мама в ярости.

– Потому что это неизлечимо?

– Потому что это неизлечимо, потому что она заболела, потому что она не может выйти на улицу, потому что однажды она не сможет встать с кровати, потому что она должна полагаться на меня, потому что мой папа от неё ушёл, потому что она не может подняться по лестнице, потому что ей приходится пользоваться инвалидным креслом… всё это сразу, вот так.

Рокси говорила, склонившись над кухонным столом и сложив перед собой руки. Несмотря на маленький рост, она на пару секунд превратилась в сорокалетнюю женщину, и её неизменная улыбка исчезла. Я вдруг увидел Рокси такой, какой она станет, когда повзрослеет, и это было удивительно и странно.

– Но у неё голос певицы, – сказал я, и Рокси улыбнулась.

– Да. В хорошем настроении она поёт.

– А акцент? – спросил я.

Улыбка Рокси стала ещё шире.

– Этим гимнам её научила бабушка. А она родом с Тринидада. Сегодня мама запела впервые за долгое время и тут же разбила тарелку. Так что…

Рокси пожала плечами.

– Ты навещала его? – спросил я, кивнув в сторону гаража.

Рокси отрицательно покачала головой.

– Мне надо было помочь маме. Но еду я приготовила, – она показала на пластиковый контейнер на столе.

– Тогда пойдём.

– Нет, Эйдан. Сначала я тебе кое-что покажу. Помнишь, я говорила, что у меня есть доказательства?

Она села за стол и открыла свой ноутбук. То, что я увидел в следующие двадцать минут, изменило наши жизни.

– У тебя что, аллергия на гениев? Встречаешь умного человека – и сразу покрываться сыпью?

– Ты так подумал? – сказала Рокси. – Не гениелогия, а ГЕНЕАЛОГИЯ. Это наука об изучении предков. Знаменитости часто говорят об этом по телевизору.

Я пожал плечами – поверил ей на слово – и продолжил размышлять об аллергии на гениев.

– Мама занимается генеалогией, потому что не может больше ходить на работу. Она составляет семейные древа. Смотри.

Рокси открыла веб-страницу под названием «Родственные связи». Там была фотография Пресьозы Минто, с приветливым выражением лица сидящей за столом. Ещё имелись обычные разделы: «О нас», «Цены», «Контакты» и так далее.

– Теперь взгляни сюда, – Рокси одновременно говорила и печатала.

На экране появилась веб-страница с названием «Англия: Регистрация рождений и смертей». Потом ещё – «Регистр Британских земель» и «Указатель по Нортумберленду». Рокси заходила на сайты, меняла масштаб, нажимала на ссылки, прокручивала страницы и блоги. Она словно ушла на время в свой собственный маленький мир.

Минуты три Рокси молчала, и я чувствовал себя странно, будто читал через чьё-то плечо книгу на иностранном языке. Затем Рокси оторвалась от ноутбука, скосила глаза на кухонную дверь и сказала: