Что, если бы Персей решил обойти скалу? Что, если это знак, что ему надоели мои игры и он хочет видеть меня такой, какая я есть? Насколько он был готов к этому?

Я обхватила голову руками, а змеи упали мне на лицо, словно заболевшая плакучая ива. «Неважно, – сказала я им, – я должна сказать ему о своих чувствах».

– Персей, кажется, я тоже люблю тебя, – прошептала я. – Думаю, я люблю тебя.

По другую стороны скалы Персей вздохнул. Это был странный вздох – звук удовлетворения и печали.

– Я вернусь завтра, – сказал он. – Мы обещали рассказать друг другу свои истории, и я сдержу слово. Ты поведала мне о Посейдоне. Я никогда не забуду этого. Завтра ты узнаешь, почему я покинул свой дом.

Глава 9

Мы договорились встретиться на следующий день, Персей вернулся в свою пещеру, я – в свою. Его любовь была как столб света, в котором я купалась, где бы ни находилась. Я не могла поверить своему счастью – он посетил мой отдаленный остров! Удивлялась, что получилось влюбиться друг в друга, даже не встречаясь лицом к лицу: неужели смертный разум способен на подобное даже в таких условиях.

Я верила словам Персея. Верила теплу, которое ощущала, находясь рядом с ним. Я никогда не рассказывала ни одной живой душе о Посейдоне. Мои сестры думали, что я перечеркнула прошлое и пошла дальше, начала новую главу жизни. Но невозможно начать что-то новое, не разобравшись со старым. Персей появился как ни в чем не бывало: залитая солнцем спина – и моя история пошла своим чередом.

Может быть, в нем было нечто, чего мне самой не хватало: легкость, ощущаемая в его теле, и чувство свободы? Или, возможно, я почувствовала в нем слабый шанс вернуть себе часть счастья и волшебства, которые боги забрали у меня? Костер не разгорится без искры, но Персей не просто разжег огонь. Слишком долго меня учили игнорировать то, что во мне было: мой собственный огонь, мой собственный голос, желающий быть услышанным. И вот настало время – я захотела рассказать свою историю.

Но помимо того, что свет позволяет вам ясно видеть, он также лишает вас возможности спрятаться. Меня пугала сила моих чувств к нему и то, к чему это могло привести.

Меня интересовало, чем занимался Персей те несколько часов, пока он не спал и не был со мной. Он никогда не нуждался в еде: каждый день я оставляла ему посылку возле входной арки. Может быть, он ходил островными тропами? Или отклонялся от них? Несмотря на его признание в любви и заверения, что он никуда не денется, я чувствовала беспокойство. Пускай не всегда очевидно, но он был рядом – со своим золотым наследством, маленькой собачкой и смелостью прибыть сюда на лодке.

У меня сложилось впечатление, будто Персей хорошо скрывал свою истинную сущность. Но на этом острове, где не с кем поговорить, кроме меня, было не так-то просто прятаться. Персей хотел раскрыться – как лакомство, которое мне очень хотелось съесть. Мы как будто торговали собой на рынке, играя определенные роли и обмениваясь пьянящими сказками. Я уверена: что-то плохое вынудило его покинуть Серифос. Но какую часть истории он утаил от меня?

Я вспомнила о мече в его лодке, затмевавшем все остальное. Завораживающий щит, крылатые сандалии. Но меня беспокоили не они. Что-то еще снедало уверенность Персея, и я не могла понять, что именно.

Я представила возможное будущее: мы с Персеем идем рука об руку вдоль берега; наши собаки скачут впереди, в наших волосах – или в моих змеях – ветер, и все живы и невредимы. Или другое будущее: возможно, мы взяли его лодку и отправились в путешествие по морям? Или еще: две кроватки, усадьба, на пригорке пасутся овцы, простые обеды под звездами. Возможные варианты мучили меня своей невозможностью. Проклятие Афины все еще звучало в моих ушах. Хотя я не видела ее четыре года, до сих пор помню, как будто все случилось вчера. «Горе тому, кто настолько глуп, чтобы взглянуть на тебя». Какое горе? Если она хотела подорвать мою самооценку, ей это удалось. Но что, если ей хотелось большего?

После изнасилования я неделями не выходила из дома. Даже не вставала с постели. Мои сестры перепробовали все – сладкий финиковый пирог, свежайший осьминог, поджаренный до совершенства с лимоном и тимьяном, объятия, классные сорочки и даже держали дистанцию. Но меня тошнило от одного вида осьминожьих щупалец. Я просто хотела спрятаться. Меня уже достаточно наказали за то, что я – это я.

Затем появилась Афина. Конечно же!

«Где она? – Помню, как Афина задала этот вопрос. – Где эта маленькая распутница? Где Медуза?»

Услышав ее голос, я выползла из дома, щурясь от яркого света луны. Накинула шаль, крепко обняв себя.

«Как ты посмела? – спросила богиня. – Ты осквернила мое святилище. Заниматься подобным в священном месте!»

Земля ушла у меня из-под ног.

«Осквернила? – переспросила я. – Я… он…» (Тогда я даже не могла назвать вещи своими именами.)

«Я доверяла тебе», – сказала Афина.

Стено вышла через парадную дверь, протирая заспанные глаза, и изумленно посмотрела на нашу гостью.

– Что здесь происходит?

Афина странно светилась, указывая на меня пальцем. Казалось, будто мою кожу пронзила стрела: «Эта девушка разрушила мой храм».

– Думаю, это сделал Посейдон, – ответила Стено.

– Не будь ее там, не пришел бы и Посейдон, – сказала Афина. – Вы двое тоже виноваты: позволили Посейдону увидеть ее.

– Да ладно, – произнесла Эвриала, которая вышла вслед за Стено.

Полагаю, они смели говорить подобным образом с Афиной, потому что сами были бессмертными. Они давно знали друг друга.

– Прояви благоразумие, Афина, – сказала Эвриала, состроив гримасу. – Будь мудра. Ты лучше всех должна понимать, что Медуза не имеет никакого отношения к тому, что произошло в твоем храме. Даже если бы мы отправили ее на необитаемый остров, он все равно нашел бы ее.

– Не имеет никакого отношения? – спросила Афина, указывая на меня. – Она была не против.

– Была не против?! – повторила я, задыхаясь.

– Ты понимала, на что идешь, – ответила богиня. – Ты дала ему обещание. Теперь нет ни моего храма, ни источника, ни колонн, ни моих рощ…

– Я ничего ему не обещала!

Афина усмехнулась.

– О, я не была бы столь уверена. Вы, смертные, такие непостоянные. Когда ты плавала в море,