– принять свое истинное «я» и надеяться, что Персей сделает то же самое.

– Хорошо, – сказала я, – буду рада твоей маме. Я беру низкую арендную плату.

Персей не засмеялся.

– Персей? Я просто пошутила.

– Нет. Не знаю. Мне жаль. Разговоры о маме… напоминают мне, что я давно не виделся с ней. Я не знаю, что Полидект мог с ней сделать. И если я вернусь с пустыми руками, это будет мучением.

– С пустыми руками?

Он вздохнул.

– Ты знаешь, какое задание я должен выполнить?

– Какое?

– Я никогда этого не хотел. Полидект выслал меня из дворца, чтобы добраться до моей мамы. Я плыву, теряюсь, сижу на камнях, а она уже могла стать его женой. Она, возможно, уже мертва.

Голос Персея дрожал. Больше всего на свете мне хотелось обойти скалу и взять его за руки, но я все еще боялась. Я снова вспомнила, как Стено настаивала на том, что Персей должен узнать мою истинную сущность, что я могу довериться его любви. Но как найти слова, чтобы рассказать ему? Как начать этот разговор?

– В чем заключается твое задание? – мягко спросила я и, осмелев, подкралась поближе к его стороне скалы.

– Я должен спасти свою мать, – ответил Персей.

К моему большому удивлению, он заплакал.

– Персей, ты справишься. Правда…

– Ты не понимаешь, – сказал он. – Никто не понимает.

– Я помогу тебе, Персей. Обещаю. Что надо сделать, чтобы спасти твою маму?

Я придвинулась еще ближе – так, что половина меня оказалась позади него. Персей на мгновение замолчал. Он сгорбился, и я увидела тонкие волоски на его затылке. Он сделал глубокий судорожный вздох.

– Я должен, – произнес он, – отрубить голову Медузе.

У каждого из нас бывают моменты в жизни, когда мы оглядываемся назад и задаемся вопросом, а правильно ли мы поступили. Если бы мы сказали или сделали что-то по-другому, стал бы результат лучше? Я думала о тех моментах, когда Персей произнес эту фразу, почти каждый день своей жизни. Пыталась распутать все, и мне казалось, что мы ничего не можем сделать, чтобы остановить это.

Я точно не могу вспомнить, как это произошло. Но не забыла, как отпрянула от скалы, а затем прижалась к ней, будто пытаясь обрести поддержку, которую я не могла найти в себе, в этой естественной структуре. Мое дыхание стало прерывистым, из горла вырывались короткие сдавленные всхлипы – как будто Афина обхватила мое горло и сжала его. Кровь, казалось, прилила к нижней половине моего тела. Я чувствовала легкое головокружение, воздушность, мои змеи как будто испарялись, а ноги словно налились глиной.

Медуза. Что он имел в виду?

Меня звали Медузой, и я была девушкой. Из уст Персея это звучало так, будто я мифический зверь. Но я не хотела быть мифом. Я хотела быть собой. Надо обойти скалу и раскрыть себя.

– Мерина? – спросил Персей.

Его голос казался очень далеким, как если бы он говорил с другого конца тоннеля.

Я не могла ответить, не могла мыслить. Я не чувствовала опасности – помню это. Думала, что нахожусь в безопасности, потому что Персей не знал о моих змеях.

– Да? – ответила я странным, сдавленным голосом.

– Ты в порядке? – спросил он. – Я не хотел тебя напугать, говоря о Медузе.

При другом стечении обстоятельств я, возможно, рассмеялась бы. Ирония была настолько осязаема, что я могла попробовать ее на вкус.

– Кто такая… Медуза? – удалось мне спросить.

Следующей моей мыслью было: «Знает ли Персей? Это игра? Он собирается обойти эту скалу?»

– Ты не слышала о ней? – спросил он.

– Четыре года на этом острове, Персей, – прохрипела я, – не застала.

– Наверное, новости досюда не доходят. Медуза – монстр. Она отвратительна. У нее грязная кожа. Она ест ящериц на завтрак.

– Что она ест на завтрак?

– Ящериц.

– Это же смешно, – сказала я.

– Это правда! Говорят, у нее на голове змеи. Она отвратительна.

Дафна, Каллисто, Артемида, Эхо и мириады змей на моем черепе поднялись и начали корчиться от гнева. Я сжала их руками и отступила дальше в пещеру.

– Ты знаешь кого-то, кто видел ее? – крикнула я ему.

– Ее никто не видел! – крикнул он в ответ.

– Тогда откуда знаешь, что она настолько отвратительная?

– Все так говорят, Мерина. И я только что упомянул голову со змеями – разве это недостаточно отвратительно?

– Но если ее никто не видел, откуда ты вообще знаешь, что она настоящая?

– Именно поэтому Полидект послал меня на ее поиски. Он не хочет, чтобы я когда-либо возвращался, – сказал Персей, а его голос повышался и повышался от гнева. – Вот почему я должен найти ее, отрубить ей голову и вернуться домой.

– Ты не понимаешь, Персей! Как можно отрубить голову чему-то ненастоящему?

– Зевс, Мерина, я не знаю! Я никогда не вернусь домой. Просто должен продолжать верить в монстра. Однажды я найду ее и отрублю ей голову.

Я прислонилась к стене своей пещеры, мое сердце бешено колотилось. Голова, все еще крепко прижатая к шее, кружилась. Я упала на колени, затем присела на четвереньки. Оказывается, я знаменита, но понятия об этом не имела. Мое имя известно от Океана до города Персея Серифоса. Как это случилось?

Алекто и Леодес – их своенравные языки? Путешествующие паломники, проходившие мимо нашего села, задавали вопросы: «Почему дом на холме стоит пустой? Кто там раньше жил? Никогда не угадаешь…»

«Нет, – подумала я, – ни одно слово смертных не распространится так далеко».

Это вина Афины. Афина, сука…

– Ты… действительно думаешь, что сможешь отрубить ей голову, если встретишь ее? – спросила я Персея.

Я не могла поверить, что веду этот разговор.

– Если это дарует спасение моей матери, – ответил Персей, – то да.

Я соскользнула на каменный пол пещеры и легла. Конечно-конечно, я питала слишком много надежд. Я всегда знала, что во всем новом прорастают семена потери, но не ожидала, что моя потеря будет такой быстрой. Я не знала, насколько сильна боль, когда надежда исчезает.

– Персей, – начала я, на глаза наворачивались слезы, слова вылетали из моего рта прежде, чем я успевала их остановить. – Всю жизнь единственным мужчиной, которого я когда-либо хотела увидеть, был ты.

– Что ты имеешь в виду? Странно звучит. Ты в порядке, Мерина?

Я снова села, потом пошла к входной скале, останавливаясь перед ней и не покидая своей стороны пещеры.

– Иногда жизнь кажется чередой бесконечных вопросов, на которые совсем не хочется отвечать, – проговорила я. – И