Она резко отвернулась. Ей вдруг показалось, что от нахлынувшего нестерпимого жара даже веснушки на лице готовы расплавиться. Остужая жар щек, и тщательно стараясь, чтобы ее голос звучал как можно холоднее, она спросила:

— Вас не слишком затруднит сообщить мне, когда вы закончите снимать все свои доспехи?

В прозвучавшем за спиной ответе ей послышалась усмешка:

— А что, так сильно хочется посмотреть?

Катриона быстро закрыла глаза и принялась считать до десяти.

— И будете надежно укрыты одеялом.

Прошло несколько минут, и она стала нетерпеливо постукивать босой ногой по кленовым половицам.

Сзади послышались загадочные глухие удары, затем непонятный шорох, и наконец Уэскотт промолвил:

— Можете уже поворачиваться. Вашей девичьей скромности ничего не угрожает.

В самых смелых грезах Катриона могла представить Саймона в своих объятиях, но никак не в одной постели. Она заставила себя повернуться, боясь при этом, что увидит его стоящим на ковре возле кровати в костюме Адама. К ее облегчению, ночной гость был аккуратно укрыт одеялами. По крайней мере, нижняя половина его тела.

Уэскотт полулежал, опираясь на изголовье кровати, закрытый стеганым одеялом до пояса. Отблески огня лампы играли на его обнаженной груди, и он сиял, залитый золотистым светом, напоминая архангела Гавриила. Но если до сих пор дьявольский блеск в глазах Саймона еще не убедил Катриону, что перед ней далеко не ангел, то сказанные им слова окончательно развеяли последние сомнения:

— Теперь ваша очередь раздеваться.

Катриона побелевшими пальцами судорожно сжала ворот у самого горла, когда Саймон жестом показал на ее ночную рубашку.

— Простите, что?

— Если мы хотим, чтобы нам поверили, — пояснил Уэскотт, — не мне же одному появляться нагишом перед вашими домашними.

— Ну, п-п-почему же, — заикаясь, пыталась возражать Катриона. — Неужели вы не можете… — свободной рукой она стала жестикулировать в воздухе, пытаясь отыскать подходящие слова, чтобы выразить свои скудные познания в любовных делах, — просто сделать вид, будто задрали подол моей ночной рубашки, а потом… гм… прикрыли меня, когда… гм… кончили?

Саймон опустил голову, с сомнением глядя на Катриону:

— Не станете ли вы уверять, будто именно так ваш дядя занимается любовью с тетей?

Эти слова заставили девушку содрогнуться.

— Они спят в разных комнатах.

— Пусть так, но хотя бы разок они были вместе, иначе, откуда у них могла появиться очаровательная Агата, не так ли?

— Элис, — слабым голосом поправила Катриона. — И не один раз, а, по меньшей мере, два. У них есть еще одна дочь, Джорджина.

Ловко обвернув простыню вокруг бедер, Саймон откинул одеяла и приглашающим жестом хлопнул ладонью по кровати рядом с собой.

— Не стесняйтесь, дорогая, обещаю вести себя как настоящий джентльмен, — произнес он с обворожительно нежной улыбкой.

Катриона не могла удержаться от мысли, что множество девушек увлекли в постель эти слова и эта улыбка. Вслух Уэскотт обещал одно, но его глаза и улыбка откровенно намекали на совершенно иной исход — блаженство, которому ни одна женщина не сможет противиться, и о котором не будет никогда сожалеть. Во всяком случае, пока она находится в объятиях этого мужчины.

Для одной Катрионы кровать в ее спальне была просто огромной. Особенно по сравнению с узким тюфячком, набитым высушенным вереском. Именно такой была ее детская постель в Шотландии. Однако теперь просторное ложе с балдахином казалось вполне обычных размеров, так как разлегшийся на кровати Саймон оккупировал больше половины ее пространства. Катриона никогда не представляла себе, что один человек может занимать так много места. Невольно она скользнула взглядом по раскинувшейся на постели громадной фигуре, от лица, с его дьявольской улыбкой, к широким плечам и вниз, к завораживающему треугольнику золотистых волос, украшающему четко очерченные мышцы живота. Все сжалось у нее в груди, сердце учащенно забилось.

Испугавшись, что от невыносимого напряжения чувств она потеряет сознание, Катриона чуть ли не бегом бросилась к постели, юркнула в нее, рывком натянула на себя одеяла и укрылась с головой. Только после этого она отважилась сбросить ночную рубашку и положила ее на пол рядом с кроватью. Полностью укрытая одеялами, девушка осторожно отодвинулась на самый край матраса. В эту минуту ее больше всего волновало, что случайным движением она может дотронуться до лежащего в такой шокирующей близости мужского тела.

— Катриона!

— Гм? — отозвалась она, удивляясь, что Уэскотт запомнил ее имя.

— Вы так и будете всю ночь держать голову под одеялом?

Расставшись с одеждой, Катриона старалась сохранить остатки привычного самообладания.

— Возможно, — холодно ответила она.

Тогда Саймон медленно потянул на себя одеяло, и через мгновение на него смотрели моргающие глаза девушки.

— Хотите, чтобы я погасил лампу? — предложил Уэскотт.

— Нет! — с паникой в голосе воскликнула Катриона. От одной мысли, что ей предстоит всю ночь лежать голой в постели с мужчиной, да еще и в темноте, сердце ушло в пятки. Она приподнялась в постели, судорожным движением прикрывая обнаженные груди, чтобы отбросить падающие на глаза волосы. — У меня есть другое предложение.

С этими словами Катриона принялась подтаскивать к себе подушки и валики. Взбивая поочередно каждую подушку, она сооружала из них заградительный барьер посередине кровати. Когда стена была возведена, Катриона с удовлетворением обнаружила, что практически ничего не видит. Наверное, сам Наполеон не смог бы организовать такую надежную блокаду.

— Ничего себе, у меня такое ощущение, будто меня вновь заперли в Ньюгейтской тюрьме, — пробурчал удивленный Саймон.

— Если мой план не сработает, вполне возможно, этим все и закончится, — напомнила она Уэскотту, поворачиваясь спиной к нему.

Недовольно вздохнув, Саймон вытянулся на своей стороне от импровизированной баррикады. Только теперь Катриона позволила себе закрыть глаза. Несмотря на все усилия расслабиться и забыть о непривычном соседстве, она не перестала думать, что давняя мечта исполнилась, и герой ее многолетних снов лежит с ней рядом. Конечно, теперешний Уэскотт очень мало походил на молодого морского офицера, который столько лет занимал ее воображение. Казалось даже, что в ее постели очутился совершенно незнакомый человек — огромный, необычный и опасный. Почему-то пришло в голову сравнение с африканским тигром, дремлющим на солнце. От разгоряченной кожи Саймона исходил незнакомый, но какой-то волнующий мужской запах. Смешанный аромат сладкой ириски и бодрящего морского ветерка Брайтона.

Катриона беспокойно перекатилась на спину и уставилась раскрытыми глазами в нависающий полог. Ни разу в жизни она еще не ложилась спать без ночной рубашки, и этот небывалый поворот в судьбе страшно волновал ее. Непривычно голые руки и ноги скользили по простыням, накрахмаленная жесткая льняная ткань раздражала соски, набухающие от щекочущего прикосновения. Это новые ощущения одновременно угнетали и восхищали Катриону. Почему-то у нее возникло желание блаженно растянуться во весь рост и замурлыкать подобно сытому котенку.