Саймон подхватил хохочущего сынишку на руки и принялся щекотать его, пока тот не попросил пощады. Тогда отец сунул мальчугана под одеяло.

— Тебе придется усвоить одну истину, малыш: нельзя добиться у женщины всего, что ты хочешь, пытаясь лишь ласково смотреть на нее и гладить по волосам.

— Не понимаю, почему нельзя? — возразила Катриона с улыбкой. — У тебя же это хорошо получается.

Дети уже почти перестали ворочаться и потихоньку засыпали, когда снова раздался стук в дверь.

— Нет, такие шутки мне уже надоели, — проворчал Саймон, отбрасывая одеяло, и пошел к двери.

На этот раз за дверью стоял слуга с письмом на серебряном подносе.

— Это доставили с почтовой каретой для миссис Уэскотт.

— Может быть, это письмо от твоей матери, — с надеждой в голосе предположила Катриона. — Наверное, она собирается снова приехать, чтобы присматривать за детьми.

— Господи, как это было бы кстати, — заметил Саймон, передавая письмо жене.

Катриона перевернула письмо и стала вчитываться в обратный адрес. Саймон придвинулся к ней поближе, любуясь прекрасными чертами ее лица. Такой он видел ее всего несколько раз: в день их повторной свадьбы и в дни появления на свет их детей.

— Что там, дорогая?

Катриона подняла светящиеся от радости глаза:

— Это письмо от моего брата. От Коннора. Он жив!

Саймон склонился над кроватью, с интересом наблюдая, как Катриона дрожащими руками вскрывает письмо. Но по мере чтения ее лицо становилось все бледнее:

Наконец Катриона встревожено посмотрела на мужа:

— О, Саймон, надо что-то делать! Этим письмом он прощается со мной. Они собираются его повесить!