Мы с Юлькой снова недоуменно переглянулись: о таком спектакле мы даже не слышали. Какие-то неправильные поклонницы!

– А еще в записке было написано: «Антон, если вам крыса не нужна, позвоните». И телефон. «И вы не позвонили?» – спрашиваем. А он: «Что я, дурак, буду звонить!»

Наивные фанатки, неведомые нам «маленькие девочки» надеялись таким нехитрым способом заставить Теркина им позвонить!

– Вера Павловна говорит: «Так взяли бы себе». Он за голову схватился: «Куда? У меня ремонт уже полгода, стены рушатся, только крысы не хватает!..» В общем, отдал он ее Вере Павловне вместе с клеткой, поцеловал: «Прощайся, – говорит, – с папочкой». Спускаемся, а навстречу Саша, звукооператор: «Антон, я слышал, вам кто-то крысу подарил, у вас что, день рождения был?» А Антон вдруг как заорет: «Да дуры эти, идиотки, поклонницы мои! Разве можно животное так мучить, оно-то в чем виновато!»

Я уже открыла было рот, но Юлька дернула меня за рукав, и я проглотила рвущиеся с языка комментарии.

– Идем мимо вахты, а там Горин сидит. «О, – говорит, – Антошкина крыса поехала». Короче, увезла ее к себе Вера Павловна, Антон еще инструкции давал: «Она, – говорит, все ест…»

Раздался третий звонок. Катя спохватилась и с надеждой посмотрела на нас:

– Так не нужна крыса?

Заверив, что, к сожалению, не нужна, мы распрощались с нервной любительницей грызунов и побежали в зал. Несмотря не обещанный Юлькой конец сезона, публики сегодня собралось предостаточно, а мы явились поздно. Поэтому даже добрая билетерша, которая всегда пропускала и даже сама иногда показывала свободные места, решительно завернула нас у входа в партер:

– Девочки, сегодня мест нет. Идите на балкон.

Мы не стали спорить и послушно побежали вверх по лестнице.

– Все из-за этой дурацкой крысы! – пыхтя, ругалась Юлька.

А мне уже было все равно, где сидеть, на балконе или вообще на крыше. Я даже спектакль смотрела вполглаза, потому что никак не могла избавиться от фразы, которую кто-то все время повторял прямо у меня в голове: «Дуры эти, идиотки, поклонницы мои… Дуры эти, идиотки… Дуры…»

– Юлька, а ведь это мы с тобой, – сказала я, едва закрылся занавес и зажегся свет.

– Что? – Она облокотилась на бортик, шедший вдоль балкона, и пристально вглядывалась в зал – наверное, подозревала билетершу в обмане и высматривала свободные места.

– Это же мы с тобой дуры и идиотки, – меланхолично повторила я.

– Почему это? – возмутилась она.

– Так Теркин сказал…

– Ах, ты об этом, – подружка наконец оторвалась от созерцания зала и повернулась ко мне. – Не понимаю, почему ты это на свой счет принимаешь. Мы-то с тобой никому крыс не дарим и полы мыть не устраиваемся!

Как мне ни было плохо, от подколки я все равно не удержалась:

– А кое-кто, кажется, собирался!

– Да ладно тебе, – отмахнулась она. – Разве непонятно было, что я прикалываюсь?

Мне в тот момент было совершенно непонятно, но настаивать я не стала, просто уточнила:

– Значит, это он не про нас сказал?

– Лера, – скептически посмотрела на меня Юлька. – Ты это всерьез? Не волнуйся, в Кать мы в любом случае не превратимся.

И это меня не сильно, но утешило.

К вечеру снег прекратился, немного потеплело. Лужи блестели под ногами, в них причудливо отражались ломаные линии зданий и мелькали проекции проносящихся машин.

– Да брось ты, – пыталась растормошить меня Юлька. – Ну сколько можно?

– Я вот думаю, – меланхолично отозвалась я. – Что бы такого подарить Шмарову, чтобы ему стало плохо-преплохо?

– Ты что?

– Да ну их! Люди ходят на них смотреть, деньги, не побоюсь этого слова, платят. А они потом: «Дуры, идиотки…»

– Ну, Лера, – терпеливо проговорила Юлька. – Ты не путай мухи с котлетами. Те, которые не дарят крыс и не устраиваются мыть полы, никакие не дуры и тем более не идиотки.

– Все равно, – упрямилась я. – Что бы ему такого подарить?

– Подари ему нарцисс, – предложила она. И хихикнула: – А лучше – два нарцисса.

– Издеваешься, – вздохнула я. – А если серьезно?

– Испеки пирог, укрась солонкой и преподнеси.

– На блюде с полотенцем? – неуверенно уточнила я.

– Угу.

– Он не возьмет, – засомневалась я.

– Тогда отдашь кому-нибудь другому и скажешь: «Передайте, пожалуйста, Шмарову, а то он почему-то не заметил…»

– Лучше подарю кактус. В коробке. Откроет он крышку и своими длинными тонкими пальцами…

– Не станет он пальцы совать, – сказала Юлька. – Сначала посмотрит. А еще лучше – отнесет Теркину. «Антон, – скажет, – мне тут поклонницы какую-то гадость подарили, посмотрите, пожалуйста…»

– А Антон – сразу пальцами?

– А Антон – пальцами, – подтвердила она. – Ему и в голову не придет сначала посмотреть.

– Может, Шмарову тоже крысу подарить?

– Лучше скорпиона.

– Ну да, он побледнеет, позеленеет и свалится в обморок… А что, если подарить ему игрушку? Например, ворону. Бывают игрушечные вороны?

– Почему же игрушечную?

– Правильно, – обрадовалась я. – Настоящую. Черную. Нет, белую! Маленькую злую хромую ворону. Она будет таскаться за ним по всему театру и передразнивать. А он ничего и не заметит. Встречные будут смеяться, а ворона, когда он оглянется, спрячется за углом.

– А однажды она вылезет за ним на сцену, – подхватила Юлька. – И тогда Горин скажет: «О, Лешкина ворона прибежала…» Только она за ним не угонится, он же вечно с такой скоростью носится!

– А если серьезно? – задумалась я. – Подарить ему игрушечную ворону?

– Обидится, – сказала Юлька.

– С чего бы это?

– Так ведь похож, – засмеялась она. И пояснила: – Носик остренький, глазки блестящие. Чем не ворона?

– Ах, так? – Я замолчала, пытаясь придумать, на кого в таком случае похож Горин, а она вдруг глухо проговорила:

– Ты слышала, какой, оказывается, Теркин на самом деле?

– «На самом деле»! – передразнила я. – Как будто мы о нем что-то знали!

– Но мы же сами не хотели…

– Это мы не хотели. А вы очень даже хотели. И как теперь впечатления?

Юлька замолчала, словно прислушиваясь к себе:

– Пока не поняла.

– А я вот все прекрасно поняла. Так противно, что он во всей этой истории с крысой каким-то дурачком выглядит…

– Ну, Лера, мы ведь ничего о нем не знали, – мягко напомнила Юлька.