станции, оттуда на Самарканд в течение суток отходит несколько поездов.

Но сначала они проедут по долине. Кадыр-ата давно уже не бывал здесь. Как же не воспользоваться случаем?

Дороги в Фергане великолепные, асфальтированные. Можно мчаться с большой скоростью. Но агроном понимает, что гости хотят полюбоваться и садами, и новыми зданиями… Не очень спешит.

Весело поблескивают окна домов, словно приглашают: заходите, пожалуйста!

И агроном останавливает машину. Постучав в первую же калитку, открывает ее, заглядывает во двор: стука могут не услышать. Потом оборачивается к Кадыру-ата и приглашает:

— Пойдемте…

Агроном уверен, что их хорошо встретят. Он знает законы Ферганы.

Хозяева не дадут простой воды. Сейчас лето. Лучше всего утоляет жажду зеленый чай.

— Садитесь, садитесь… Отдохните…

Да. Если вы зашли в дом, то спешить нельзя — обидите хозяев. Действительно, разве вам плохо здесь? Хозяева, ни о чем не спрашивая, подают фрукты. Не хотите есть? Вслух не говорите. Можете же хотя бы попробовать, какие персики в этом саду? Можете? Вот и пробуйте…

В ожидании чая ведется неторопливая беседа о делах колхоза, об урожае. Но вот юркий мальчишка уже приносит чайник. Видно, старый этот чайник. Носик у него кто-то отколол. Но мастер починил, наложил железный ободок. Вот и чайник продолжает служить. Выбрасывать нельзя — много с ним связано воспоминаний.

Хозяин наливает половину пиалы и с поклоном подает Кадыру-ата, старшему гостю. Вторую пиалу получит агроном, следующую — Усман…

Давний ритуал, давнее уважение к воде — волшебному дару природы.

Хозяин не спеша рассказывает о беде, которую принесла недавно эта же самая вода. Сыр-Дарья опять выходила из берегов. Потом с гор хлынули потоки.

— Да, да… — вздыхает Кадыр-ата.

Когда ехали по автотрассе, они видели огромные валуны, страшные следы разбушевавшейся стихии.

— Но все же урожай спасли. Построили дамбу, сделали временные каналы, по ним отвели воду.

Кадыр-ата знает, что скрывается за этими словами: напряженная работа днем и ночью.

— Нелегко было, но справились: техника помогла, — продолжал хозяин. — Да, теперь не с пустыми руками выходим бороться со стихией. И автомашины, и экскаваторы, и бульдозеры…

Кадыр-ата соглашается. Раньше наводнения уничтожали целые кишлаки. Оставшиеся жители перебирались подальше от страшного места. Все: наводнение, эпидемии, саранча, — все считалось наказанием аллаха. Нужно бросать дом, уходить. И кишлаки умирали…

Кадыр-ата благодарит хозяев:

— Если будете в Ангрене, заходите… — И он называет адрес.

— Будете в Ферганской долине, тоже не проезжайте мимо.

Настоящими друзьями расстаются люди. А ведь познакомились всего лишь час назад.

Такова Фергана. Таковы ее законы!

И снова сады; с трудом поднимая тяжелые ветви, выглядывают деревья из-за низких дувалов — глиняных заборов, — снова летят навстречу от гостеприимных окон веселые зайчики.

Вечером агроном остановил свою машину около большой чайханы.

— Хорошее место!.. — сообщил он заговорщически. — Скучать не придется, пока будем чай пить.

Кадыр-ата его понял. Вскоре догадался и Усман. Вот в чем дело! Здесь встречаются аския́-базы́ — острословы.

Аския — состязание острословов. Усман машинально брал с подноса кусочек лепешки, машинально поднимал пиалу с чаем. Он впервые присутствовал при такой борьбе, когда удар наносили словом, острым, горячим, ярким.

В состязаниях острословов свои строгие правила, которые нельзя нарушать. И главное, нужно умело использовать слова, имеющие различный смысл, а звучащие одинаково. Победа зависит от неожиданной, многозначительной концовки фразы, от моментально подобранного слова. При этом нужно придерживаться темы — пайра́в, продолжать ее.

Слова должны ложиться, как ровные кирпичи при строительстве дома.

Один из «противников» кладет первый ряд. Быстро, ловко. Слова-кирпичики так и сверкают. Другой «противник» сидит и слушает. Но не только слушает — уже готовит ответ.

Вот раздается хохот. Это последние секунды: хохот сейчас утихнет, слушатели успокоятся, и он должен сразу же, продолжая тему, осмеять «противника».

Теперь первый внимательно слушает своего противника, пытаясь принять равнодушный вид. Но глаза горят, мысль работает лихорадочно. Он тоже готовит новую фразу — третий ряд…

На этот раз темой аския были мужество и трусость. В состязание вступили чайханщик и работник сельпо — краснощекий толстяк.

Чайханщик вкрадчиво обращался к толстяку:

— Рановато вернулись из командировки. Не интересно в Ташкенте? Вероятно, о себе дает знать даже один балл?

— Не спорю, уважаемый! Дает знать… И вспомнился ваш самовар…

Почувствовав подвох, чайханщик насторожился. Чем кончит свою речь медлительный гость?

— И вы тоже вспомнились. Спокойнее здесь. А бал какой у вас? Пальчики оближешь!

В узбекский язык единица измерения стихийного бедствия вошла недавно. А «бал» (бол) — мед — слово всем хорошо знакомо.

Чайханщик смущен. Выходит, не толстяк, а он трус. Это он у чашки с медом сидит да у самовара торчит, где так спокойно и тихо…

Пока гости смеются, нужно приготовить ответ.

Кто же из них не сумеет продолжить аския? Когда погаснет фейерверк остроумия? Трудно сказать.

В состязание вступают новые и новые острословы. Тема старательно «разрабатывается» под дружные взрывы хохота.

Древний и молодой

Главное занятие жителей Самарканда — земледелие и садоводство. Масса фруктов и винограда сушится, часть отправляется в Россию, часть поступает на винные заводы…

Имеются хлопкоочистительные заводы, склады сахара, чая…

Церквей — семь, мечетей — сто пятьдесят…

Путеводитель 1912 года

Самарканд…

Его улицы полны туристов. Среди них шагают и наши путешественники.

«Склонившиеся минареты, кажется, вот-вот упадут, но никогда не падают, к счастью для их эмалевой облицовки, намного превосходящей… даже лучшие сорта наших эмалей. А ведь дело тут идет не о какой-нибудь вазе, которую ставят на камни или цоколь, а о минаретах внушительной высоты». Эти строки принадлежат Жюлю Верну, написавшему роман о Средней Азии «Клодиус Бомбарнак».

Минарет медресе Улугбе́ка, высотой тридцать два метра, еще во времена Жюля Верна называли падающим.

Такое же определение дает знаменитому минарету и старый путеводитель.

— Нет, нет! Уже не «падающий», — замахал руками друг дедушки.

— Как? — удивился Кадыр-ата. — Что же с ним стало?

— Подняли!

— Такую махину? — еще больше поразился Кадыр-ата.

— Да, да! Сейчас сами убедитесь.

Реставраторы Самарканда совершили настоящее чудо. При помощи домкратов они водворили огромную башню на свое место. Теперь минарет стоит, как во времена великого астронома Улугбека (1394―1449).

Памятниками старины в Самарканде гордятся. Их бережно охраняют. А этих памятников в городе очень много. И каждый из них имеет удивительную историю.

Друг Кадыра-ата на вид кажется глубоким стариком. Но руки у него удивительно сильные. Всю жизнь он провел с резцом и считался одним из лучших народных мастеров резьбы по га́нчу. Белоснежный ганч — вид