Я спрыгнул в лодку, и она понесла меня по лазурной лагуне к берегу моей мечты. И раз, и два… С каждым гребком я приближался все ближе и ближе к земле, которая должна была надолго стать моей новой родиной. Сердце колотилось все быстрее и быстрее. И раз, и два… И вот уже борт бьется о причал, где еще лежат свезенные с корабля товары. Трудно передать те ощущения, которые я испытывал, но это, несомненно, была настоящая радость. Как будто бы все плохое осталось позади и ты начинаешь жить с чистого листа. Я находился в какой-то неведомой ранее эйфории даже тогда, когда капитан продал меня батраком по контракту на три года плантатору. Я уже говорил, что это была своеобразная плата за переход через океан. Но по молодости мне было интересно наблюдать даже за этим, словно все происходило на невольничьем рынке в Алжире или Кандии. Я понял, что купить или продать слугу на Сан-Доминго – это самое обычное дело, людьми в Новом Свете торгуют так же открыто и небрежно, как лошадьми в Старом. Бывают капитаны, которые неплохо наживаются на том, что сманивают множество легковерных молодых французских крестьян небывалыми посулами, а потом продают их в кабалу похлеще прежней, да так, что бедняги вынуждены работать как ломовые лошади. Именно в таком положении я и оказался.

Вместе с двумя ребятами из Нормандии я попал к плантатору, который слыл самым жестоким изувером на всем Сан-Доминго. Хотя испанцы и предпочитают называть этот остров Эспаньолой, что означает Маленькая Испания, нам, французам, жить в пусть даже маленькой, но Испании совсем не резон. Поэтому мы окрестили свою колонию именем святого Доминика, покровителя Франции. Помните старинный боевой клич французов: «Дени Манжуа!»? Это для тех, кто мало разбирается в тонкостях наименований тамошних мест. Словом, я попал к Гийому Пету, который считал, что с белыми работниками нужно обращаться намного хуже, чем с неграми, поскольку чернокожие будут работать на него всю жизнь, а мы всего лишь несколько лет. В связи с этим он не испытывал к своим соотечественникам никакой жалости, стараясь выжать из них все, что только можно. Болели мы или нет, мы должны были работать одинаково много.

Пету привел нас к себе на плантацию и вместо обеда познакомил с человеком по имени Мартен, сказав, что теперь он будет для нас главным, чтобы мы слушались его во всем. Этот загорелый чернобородый верзила родился на острове, поэтому все досконально знал. Без него мы скорее всего бы просто умерли с голоду, поскольку наш новый хозяин вообще нас кормить не собирался.

– Тут так много еды, что сдохнуть от голода сможет только ленивый или такие приезжие неженки, как вы, – грубо сказал Мартен, когда мы заикнулись об обеде. – Вас тут никто кормить не будет, так что привыкайте сами находить пищу. Я для этого к вам и приставлен, чтобы вы не откинули копыта среди обилия еды. Я всему вас научу.

Мы получили топоры, кирки, лопаты, другие инструменты и сразу же отправились с мэтром Мартеном на окраину поселка. Единственное, что нам удалось сделать, так это по пути попить холодной воды из ручья. Придя на опушку леса, Мартен сказал: «Вот здесь мы будем жить и работать». Оглядевшись вокруг, мы не увидели ничего, кроме кустарника. Тогда Мартен объяснил, что нам предстоит очистить эту территорию под плантацию, но сначала нужно построить дом. Под руководством мэтра мы стали рубить деревья в лесу, а он тем временем принес нам обед – несколько связок бананов. Мы впервые съели эти плоды и остались весьма довольны их вкусом. Это была вся наша еда в тот день.

В течение следующих недель мы вырубали и кустарник, и деревья, а затем все это сжигали, кроме больших стволов, с которых только обрубали сучья. Все в хозяйстве могло пригодиться, к тому же это можно было продать. Мартен научил нас ловить на берегу огромных черепах, чье мясо было очень вкусно и питательно, готовить крабов с фасолью и бататом.

Мы работали не покладая рук, пока не расчистили намеченный участок. Затем он был засеян специальным сортом фасоли, которая созревает через полгода, так что вскоре мы могли есть ее вдоволь. Мартен научил нас варить из нее суп с добавлением яиц черепах, сока лимона, красного перца и свиного сала. Он показал, как готовить из батата особый кисловатый напиток маби, хорошо помогающий от жажды. Показал, как печь на железном листе касаву – хлеб из мариоки, по вкусу напоминающий кекс. А из отрубей мариоки готовить вайкау – напиток, который, перебродив, становится похож на пиво. Мартен был настоящим аборигеном, знающим все и вся. То, чему он нас научил, безценно. Он просто подарил нам жизнь, новую жизнь в Вест-Индии, не только сытую, но и пьяную, поскольку показал, как из бананов, которых там видимо-невидимо, делать алкогольный напиток, ударяющий в голову не хуже вина. Научил, что лучше всего закусывать мясом с фигами. Словом, мы стали не только настоящими поварами, но и ботаниками, знающими, что можно есть, а что нельзя.

Кое-как обосновавшись и набравшись опыта, а также сделав некоторые запасы после сбора урожая, мы в январе на той же делянке начали выращивать табак. Это и было основной целью. Сначала мы все перекопали, потом посеяли, покрыли землю пальмовыми листьями, чтобы она не пересохла, и поливали каждый вечер, когда не было дождя, а также пропалывали. Когда побеги выросли, мы пересадили их на специально приготовленные грядки. Потом подрезали стебли, чтобы весь сок уходил в листья, а параллельно строили помещения для просушки табака. Через некоторое время оборвали листья и отнесли их в просушку. Когда они просохли, Мартен вызвал опытных работников-негров, которые скручивали листья в сигары. Таким образом, мы убирали с делянки табак четыре раза в год. Наш хозяин продавал его на корабли, прибывавшие в лагуну из Франции, Голландии и Англии. А там уж из листьев изготавливали жевательный, курительный или нюхательный табак, а также использовали как сырье для изготовления красок. Словом, делали то, что хотели.

Я все это вам рассказываю не для того, чтобы вы применили мой опыт на практике, а для того, чтобы вы хоть немного прониклись духом той далекой страны, где я прожил свои лучшие годы.

Выращивать табак на Сан-Доминго – дело весьма прибыльное, поэтому у нашего хозяина Гийома Пету дела всегда шли хорошо, что, однако, не мешало ему быть безмерно жадным. Сквалыга, он и умрет сквалыгой. Однажды он увидел, что у соседа кроме табака плантации сахарного тростника, индиго и гимбеса. Он приказал нам найти место и расчистить его под плантацию сахарного тростника, решив стать сахарозаводчиком и варить сахар, чтобы обеспечить им всю Францию. Мы снова перебрались на новое место и снова вырубали и выжигали лес. Нельзя сказать, что работа была легкой, но и каторжной ее тоже не назовешь. Наш мэтр Мартен, пока был жив, не перегружал нас непосильным трудом, чтобы мы могли утром встать на работу, а не лежать в беспамятстве. «Хороший работник не тот, что может за один день вспахать поле, а тот, кто может за месяц вспахать тридцать полей», – любил повторять он. Поэтому и берег наши силы даже тогда, когда мы уже пообвыклись в здешнем климате, который не всегда бывает райским, как мне показалось в первые дни.

Зима здесь – самое благоприятное время года, хотя иногда в ноябре-декабре идет дождь, зато в остальное время сохраняется сухая и теплая погода. Самый жаркий месяц – август, но морские ветра, дующие с северо-востока, смягчают жару и в это время. С декабря по апрель погода стоит изумительная, а вот потом, с мая по сентябрь, начинается сезон дождей. Они недолгие, но частые, поэтому одежда не успевает высыхать. Приходится все время ходить в мокром. Бывало, наденешь плетенную из соломы шляпу или еще лучше широкополую кожаную, накинешь рогожку – и под дождь, рубить деревья. Хотя бывали и такие дожди, что работать было нельзя, воды по колено. Впрочем, я уже, кажется, об этом рассказывал.