– Что я могу? Лишь писать об этому куда следует, – кричал мой отец капитану судна «Feliz Navidad», около которого мы остановились. – Не могу же я покупать все это на собственные деньги? Или вы думаете, что это моя приватная война? То, что им там, наверху, не нужны эти земли, уже все давно догадываются. Лишь фанатики думают, что мы тут работаем на благо какой-то родины, которая давно перестала о нас заботиться.

– Ну не нужно так кипятиться, – отвечал капитан. – Что было погружено, то я и доставил вам согласно вот этим бумагам. Не знаю, чего вы так сердитесь. Если бы о ваших нуждах забыли, то не прислали бы и этого, как остальным губернаторам. Поверьте мне, капитану, который пойдет еще в Каракас и Каратхену, Пуэрто-Белло и Веракрус, – вы счастливчик и должны радоваться тому, что находитесь на особом счету и вам хоть что-то присылают.

– Да, но это лишь малая доля того, что мне необходимо. Неужели там, в Севилье и Мадриде, думают, что можно обойтись мизером в столь крупном деле?

Радость отца после встречи сменилась яростью, когда он прямо на пристани вскрыл ящики и увидел, что прислали ему из Испании. По его словам, он заказывал кремневые голландские мушкеты последних образцов, а получил старинные фитильные аркебузы прошлого века, просил легкие итальянские пистолеты, а прислали тяжелые и старинные колесовые.

– У меня впечатление, что они просто избавляются от хлама, – сетовал он, когда мы шли по городу. – Не понимаю, куда смотрит герцог Медина-Сидония. Он же обещал мне присылать даже за свой счет все необходимое и лучшего качества…

Неожиданно отец посмотрел на меня и осекся. Его сомкнутые брови разошлись, светлые глаза подобрели, а на губах появилась улыбка.

– Но не будем омрачать твой приезд, дорогой мой сын. Для меня сейчас всего дороже именно это. Ведь ты даже не представляешь, какие политические интриги плетутся относительно этого колониального города. И какие вельможи замешаны в этой игре, включая дона Гаспара де Гусмана девятого герцога Медина-Сидония. Жалко, что ты не смог побывать в его дворце в Севилье, а то бы познакомился с его женой, благочестивой доньей Жуаной Фернандес де Кордоба и славным продолжателем рода доном Жуаном, которому сейчас лет двенадцать. Николас говорил мне о неприятностях, с которыми ты столкнулся. Очень жаль. Однако не будем больше об этом. Кстати, в честь твоего прибытия я намерен дать прием. Ты помнишь, что во Фландрии я содержал собственный пехотный полк с дюжиной рот по 250 солдат, и, наверное, знаешь, что я его выгодно продал, поэтому смог устроиться здесь весьма неплохо. Конечно, лишь по местным меркам, но, надеюсь, тебе понравится наш дом. Он один из лучших в городе, если, конечно, не считать особняк президента де Монтемайора.

Произнеся это имя, отец замолк и оглянулся по сторонам. Мы шли узкими городскими улочками, где кипела повседневная жизнь, но отец почему-то понизил голос.

– Видишь ли… Я не писал тебе этого, не хотел доверяться бумаге, но мой главный враг здесь именно этот самый дон Хуан Франсиско де Монтемайор-и-Куэнса. Раньше он был на Эспаньоле неограниченным хозяином, заправлял всем, но с моим приездом его права были сильно урезаны. Это длинная история, но я должен ее рассказать.

Мы шли от порта по небольшой улице, справа и слева стояли неказистые беленые дома, почти все одноэтажные, за забором огород или сад.

– После того как несколько лет в Испанию из Индий не приходил флот с серебром, на моей родине в Андалусии вспыхнуло восстание. Мало того что там жителей измучили эпидемии, были плохие урожаи, ко всему прочему почти полностью прекратилась заморская торговля, за счет которой живет эта провинция. Дело дошло до голодных бунтов, центром которых стала Гранада, потом последовали восстания в Кордове и Севилье. Герцоги Медина-Сидония, графы Барахас, герцоги Алькала, герцоги Аркос, словом, вся андалусская знать, потеряв заокеанские доходы, надавила на нового первого министра дона Луиса де Аро, а тот, в свою очередь, поставил этот вопрос перед нашим мудрым монархом Филиппом IV. Ты знаешь, что я родом из Андалусии, поэтому именно меня порекомендовали местные гранды отправить в Западные Индии, чтобы исправить положение. Их план был таков: изменить маршрут следования Серебряного флота в Испанию. Больше не ходить через Гавану и опасный своими рифами Флоридский пролив, а отправляться через Атлантику из Санто-Доминго. Для этого нужно было укрепить сам город, привести в порядок Эспаньолу, где возникли стихийные протестантские поселения французов, англичан и голландцев, поддерживающих тесную связь с контрабандистами и корсарами. Именно последних, которые обосновались на Эспаньоле, андалусские вельможи винили в перехвате их кораблей, груженных серебром из Перу.

Словом, я прибыл в чине капитан-генерала с особыми полномочиями от короля, который отдал под мое командование все военные силы, находящиеся на острове, а дону де Монтемайору оставил лишь гражданскую власть. За это он питает ко мне ненависть, конечно, достанется и тебе. Будь готов. Здесь его называют президентом, это что-то сродни испанскому аделантадо. Дело в том, что в Западных Индиях существуют так называемые аудиенсии. То есть трибуналы, действующие как административный совет на определенной территории. Трибунал состоит из президента и нескольких оидорес. Так вот, дон де Монтемайор и является президентом острова Эспаньола. Ему подчиняются все органы управления, кроме, конечно, юрисдикции местного епископа и моих солдат.

– Но меня-то за что этому президенту ненавидеть? Ведь я только что ступил на берег и еще в глаза его не видел…

Отец улыбнулся и посмотрел на меня. В его светлых глазах мелькнули искорки. Глядя на него, я почему-то вспомнил детство. Конечно, он был намного моложе, не было морщинок около глаз, седины в усах и бородке, живота, который, как правило, появляется у большинства мужчин, которым переваливает за сорок. Отец был всегда чем-то занят, и в те редкие минуты, когда он уделял внимание мне, я был неизменно счастлив. Счастлив так же, как сейчас. Ведь я снова иду рядом с тем, кого люблю всем сердцем, и, несмотря на его жесткий и нетерпеливый характер, готов быть рядом с ним и дальше.

– Это неважно, – отец посмотрел на меня. – Ты сын того, кто вольно или невольно отнял у него часть власти. Он всячески препятствует всем моим действиям, чтобы доказать Мадриду, что я ничего не умею и ничего не добьюсь. Думаю, будет препятствовать и твоему продвижению, ведь он всеми силами добивается моей отставки и отзыва. Недаром при всяком удобном случае ставит палки в колеса. Кругом шныряют его шпионы, и мне почти не на кого положиться, если не считать моего бывшего адъютанта еще по полку во Фландрии отважного андалусца Хосе де Кесада. Ты его должен помнить. И двух опальных дворян, которых я подобрал в Севилье после неудачной дуэли. Это граф дон Габриэль де Рохас-Валле-и-Фигуэра и дон Бальтасар де Кальдерон. Но теперь, с твоим приездом, я имею на одного сторонника больше. Это вселяет надежду.

Неожиданно к нам подбежал запыхавшийся солдат, который что-то выпалил скороговоркой, но что именно, нам разобрать не удалось из-за его слишком тяжелого и прерывистого дыхания. На нем был грязный желтый камзол, пропотевший и покрытый пятнами жира, помятая серая шляпа с широкой тульей и драным пером, красные штопаные-перештопаные чулки (вернее сказать, они когда-то имели этот цвет, но благодаря неумолимому тропическому солнцу уже давно изменили его не в лучшую сторону) и черные кожаные стоптанные башмаки с пряжками, покрытые толстым слоем городской пыли, на которую так щедры улицы Санто-Доминго. О том, что посланец был военным, красноречиво свидетельствовала шпага и патроны к мушкету, висевшие на перевязи. Однако тяжелое огнестрельное оружие отсутствовало. Скорее всего, солдат оставил его сослуживцам, когда был отправлен на поиски моего отца. Увидев, что мы ничего не понимаем, он повторил.