Бедой беглеца, конечно, был запах лисьих и оленьих шкур, и остаточный аромат убитых кроликов. И все же ему нельзя было отказать в изобретательности. Он обогнул площадь святого Иоанна, во мгновение ока миновал миссию английских торговцев, а затем пробежал прямиком через их таверну. Англичанам очень не по вкусу, когда кто-то проливает их пиво, опрокидывает карточные столы и разбрасывает кости… Еще больше они рассвирепели, когда по пятам за беглецом в зал влетела целая толпа, включая и тех, кому совсем ни к чему было видеть, сколь высоки ставки в игре. К этому времени к гончей Саймона присоединилась еще одна собака.

Когда они, наконец, пробились к черному ходу, Клаас уже исчез, но выразительно покачивалась калитка, ведущая на улицу Виноделов, и оба пса истошно лаяли перед ней, поэтому, преследователи распахнули ворота и бросились через двор к двери, которую, любезно, но не слишком осмотрительно отворил им приземистый лысый господин в просторных одеждах, — слишком просторных, и как раз на высоте собачьих зубов…

Никто не стал его утешать. Не прислушиваясь к предостережениям более осведомленных спутников, торговцы и дознаватели протолкались мимо, вслед за Саймоном. Из коридора они попали в гостиную, а затем в целый лабиринт комнатенок, где, словно в раю, не было ничего, кроме белых облаков и розовых ангельских тел. Здесь обнаружились еще несколько членов торговой гильдии, повитуха, несколько городских советников, глава канцелярии, настоятель собора, две монашенки и отливщик колоколов с мышцами, словно якорные цепи.

В облаках пара не было видно никакого подмастерья, да, впрочем, никто его пока и не искал. Двоим преследователям не повезло оступиться на скользких плитах, и они рухнули прямо в купальню, оглушенные жарой, шумом и визгом завсегдатаев. Все остальные, выбравшись наконец на улицу, в объятия сентябрьской ночи, теперь вполне могли бы и отправиться по домам, если бы не Саймон, с перекошенным от злости лицом устремившийся прочь, с тремя или четырьмя лающими псами.

Они последовали за ним и вскоре были вознаграждены, завидев, как этот негодный мальчишка, доставивший им столько хлопот, бежит в темноте к причалу и вниз по ступеням к воде. Мгновение спустя закачалась одна из длинных барок, привязанных там, и начала выплывать на середину канала, направляясь в сторону Дамме.

Задержавшись ненадолго на ступенях, Саймон развернулся, вновь выбрался на набережную и вместе с собаками побежал к следующему мосту, а за ним — задыхающаяся толпа торговцев и дознавателей, к которым добавились пара-тройка любопытных горожан и привратник из купальни.

Как бы старательно ни греб подмастерье, он был в лодке один, а та оказалась слишком широка, чтобы перебегать с борта на борт. Барка неловко подплыла к мосту, как раз в тот самый миг, когда шотландский лорд выбрался на парапет, взмахнул руками и прыгнул.

Должно быть, вонь он почувствовал еще в полете. Прежде чем рухнуть на дно барки, он уже понял, что ждет его внизу. Но сперва он врезался в мальчишку, который уронил в воду весло; затем милорд Саймон приземлился, не удержал равновесия и рухнул в какую-то кучу, которая отозвалась протестующим хрустом, хлюпаньем и странным повизгиванием, а также волной отвратительного зловония. Запах исходил из вздувшихся животов и мочевых пузырей издохших кошек и собак города Брюгге, а также свиней из монастыря святого Антония, которых каждую ночь вытаскивала из воды эта мусорная барка.

Именно там теперь и возлежал шотландский лорд. Единственное весло улетело за борт. Туда же отправился, совершив не слишком изящный прыжок, юный Клаас, который во второй раз за эти два дня окунулся в воды канала и направился к дальнему берегу. Задыхаясь и кашляя, Саймон Килмиррен поднялся на ноги, сделал шаг, нырнул и, загребая уверенно и изящно, принялся стремительно нагонять барахтающегося подмастерья.

По обоим берегам торговцы следовали за ним; собаки не отставали. В свете фонарей было видно, как Саймон преодолел встречное течение на середине канала, последовал за беглецом под мост, а затем и к высокому решетчатому зданию, где располагалась всем известное торговое «Общество Белого Медведя». Пловец из парня был никудышный. Должно быть, он знал, что лорд Саймон нагоняет его. Юнцу придется выбираться на берег у Портерслоджи, если только он сможет попасть туда первым. Но опередить собачью свору ему точно не удастся. Досадно, досадно, что для этого глупого мальчишки все зашло так далеко… Хотя большую часть запаха вода смоет, однако псы, которые соберутся здесь, все равно будут готовы наброситься на него, а шотландец, который невозмутимо плыл следом, явно не придет подмастерью на помощь.

Саймон добрался до моста чуть позже собак. Разбуженные лаем и рычанием, горожане захлопали ставнями. Квадраты желтого света, падающие из окон, осветили свору, с ворчанием и тявканьем толпящуюся на вершине лестницы, внизу которой в неуверенности застыл подмастерье.

Там были также и люди. Не простые горожане — в лучах света посверкивали их нагрудные бляхи. Лай привлек проходящих мимо хондеслагеров, патрульных, которых город специально нанимал, чтобы очищать улицы от бродячих псов. Появившиеся весьма кстати, они сбивали собак со ступеней, не давая им приблизиться к Клаасу. Очевидно, шотландскому лорду это пришлось не по душе. Решив, что юнец может сбежать, Саймон поплыл вперед еще быстрее и, совершив бросок, схватил парня за лодыжку и с силой дернул вниз. Потеряв равновесие, тот упал, ударившись плечом о ступеньки. Разъяренные собаки вырвались на свободу и набросились на двоих мужчин, один из которых едва держался на ногах, а другой лежал на земле. Клыки принялись рвать дублет шотландского лорда, и он вытащил кинжал. Собаколовы пустили в ход свинцовые дубинки. Псы завизжали и бросились в стороны, давая полуголому подмастерью возможность подняться на ноги. Шотландец держался у него за спиной.

Торговцы, бежавшие навстречу с фонарями, не знали, о чем думал в этот миг Саймон, хотя некоторые отчасти догадывались, а Клаас вполне мог понять остальное. Отголоски забытых, но не заживших обид… Воспоминания, включавшие застенчивую улыбку Мабели и ее нежное тело… Дерзость на пристани… Ядовитый голосок (о чем, впрочем, не знали ни торговцы, ни Клаас) этой бесстыжей девицы Борселен: «не тот человек, кого вам следовало бы опасаться», и другие отвратительные слова, что она бросила ему в лицо, и которые явно исходили от этого юного мерзавца, который ради забавы не так давно вновь повторил их, уверенный, что Саймон ни о чем не догадается.

Шотландец держал в руке нож и был решительно настроен пустить его в ход.

Клаас обернулся в тот самый миг, когда Саймон вскинул руку. Отпрянуть было невозможно, потому что в ногах путались собаки, и потому он выхватил единственное доступное оружие, — свинцовую дубинку у ближайшего собаколова, — и отразил удар, а затем и еще один.

Клаас продолжал размахивать наугад. В общей свалке их поединок почти не привлек внимания. Хондеслагеры с удовольствием исполняли свою работу, и если уцелел хоть один пес, то ему очень повезло. Теперь вся набережная и полмоста были завалены трупами собак; если продать жир и шкуры, то денег на пиво хватит на добрых две недели… Покачивая фонарями и посмеиваясь, вокруг бродили торговцы. Они перекликались и обменивались шуточками, пока собаколовы не разделались с последними жертвами и не прекратилась драка в самой гуще стаи. Но даже и тогда торговцы ничего не заметили. Когда же они наконец вспомнили о виновнике всего этого переполоха, то обнаружили лишь разъяренного красавчика Саймона, который стоял один, среди трупов бродячих собак.