облитый синим жарким костюмом.

Казалось, что погода никогда не действует на него. Лицо у него и зимой и летом было одинаково темно-загорелое, как будто навсегда обожженное ветром.

– Как вы думаете, – спросил Вадим, – это Силин?

– Мог, конечно. Пьянь, она и есть пьянь, украл да за бутылку продал. Им же все равно.

– А вы разве не пьете, Павел Степанович?

– А кто нынче не пьет? Люблю даже. После работы или в гостях когда. К брату в деревню если езжу. Но я норму знаю. Взял пару стаканов – и отойди.

– Тонких или толстых?

– Чего?

– Стаканов.

– Так какие на стол ставят, но всегда норму знаю.

– Устрашающая у вас норма.

– Это, Вадим Николаевич, от организма зависит.

– Мне бы такой организм.

– Это от воспитателя зависит.

– Сколько у нас отдыхает гражданин Силин? – Вадим посмотрел на часы. – Пять часов. Сон алкоголика крепок, но краток. Пора с ним познакомиться ближе.

Вадим поднял телефонную трубку.

Сердце проваливалось, и каждый шаг давался ему с трудом. Силин еле волочил ноги, идя впереди конвойного милиционера. Он уже понял, что это не отделение и не вытрезвитель. Понял, что случилось с ним страшное, только вот что? Мысли в голове были как детские кубики с буквами, из которых он никак не мог сложить слово.

А слово это именовалось – беда. Но не складывалось оно никак. И поэтому все происшедшее Силин воспринимал не целиком, а фрагментарно.

Вот лестница, закрытая металлической сеткой. Зачем она, сетка-то эта?

Вон милиционер в форме прошел, ведя на поводке овчарку. Здоровую. Равнодушно-презрительную ко всему. Штатских много. Торопятся, куда-то спешат.

– Стой, – скомандовал конвоир и постучал в дверь.

– Заходите! – крикнул веселый голос.

Силин вошел и увидел человека без пиджака, в рубашке с приспущенным галстуком. Он стоял посередине комнаты и улыбался.

Где же он видел-то его? Где? Совсем недавно? Где?!

– Садитесь, Силин, располагайтесь удобнее, мы с вами сейчас поговорим о делах наших невеселых.

Силин увидел второго, тяжелого и мрачного, сидевшего у окна на стуле.

– Эк как вас скрутило-то, – сказал высокий и покачал головой.

Силина трясло, он ухватился за край стула, и тот пополз по паркету.

Фомин встал, подошел ближе, посмотрел внимательно и с сожалением.

– От него толку не будет сегодня, Вадим Николаевич.

– Время, Павел Степанович, время. Ну надо же так нажраться до безумия.

– Время, оно, конечно. – Фомин достал сигарету, разломил, всунул в мундштук. – Время. Конечно…

– Что? – перебил его Орлов.

– Конечно, метод есть его в порядок привести.

– Врача вызвать? – насмешливо спросил Вадим. – Врача– похметолога. Я что-то такого направления в медицине не знаю.

– Зачем, – Фомин затянулся, – проще все сделать можно. Если вы, конечно, не возражаете.

– Дорогой Павел Степанович, ну как же я могу возражать. Как?

– Ну тогда не сердитесь. Это наш старый метод. Мы им в пятьдесят первом Витю Утюга в порядок приводили.

Фомин вышел, а Вадим посмотрел на Силина.

На стуле сидел трясущийся, небритый человек в грязной рубашке, мятом костюме.

И Вадим подумал о том, что сколько сил и средств затрачено было для того, чтобы это подобие человека оказалось в его кабинете. Странно как-то: он, подполковник милиции, здоровый мужик, вместо того чтобы работать где-нибудь на стройке или в геологии, должен из-за таких, как Силин, растрачивать свою энергию и душевные силы. А сколько таких офицеров в милиции, во всей стране? Обидно тратить себя на всякую сволочь, когда можно было бы так много сделать прекрасного.

Вошел Фомин, неся нечто прикрытое газетой.

– Что это? – спросил Вадим.

– Лекарство.

Фомин подошел к Силину, подтянул стул и сел рядом.

– Ну, Петя, давай. Прими. А то совсем богу душу отдашь.

Фомин снял газету, и Вадим увидел у него в руке тонкий стакан, наполненный до половины.

Силин дернулся и даже трястись перестал.

– На, Петя, пей.

Силин трясущимися руками взял стакан. И со стоном в два глотка выпил его.

Вадим впервые так близко видел настоящего алкоголика. Силин был даже не алкоголик, он уже переступил эту грань.

На стуле сидел человек, больной какой-то страшной болезнью. Она разрушала не только здоровье, но и уничтожала его как личность. Человека не было. Было нечто имеющее привычный человеческий облик. И вот это нечто откашлялось и посмотрело на Вадима вполне осмысленными глазами.

– Гражданин Силин, вы понимаете, где находитесь?

– Нет, – выдавил, выдохнул Силин хрипло и придушенно. Он помолчал, огляделся. – В милиции вроде.

– Вы находитесь в Управлении Московского уголовного розыска.

– На Петровке, что ль?

– Именно, гражданин Силин, именно на Петровке.

– Значит, не за драку? – Голос Силина позвучнел, обрел некоторую твердость.

– Позвольте, Вадим Николаевич? – Фомин подвинул стул, сел рядом с Силиным. – Не за драку, Петя. Здесь МУР, мы хулиганами не занимаемся. Усек?

Силин молчал.

– Я тебе, Петя Силин, вот что скажу. – Фомин достал сигарету, переломил, вставил в мундштук. – Я тебе, Петя Силин, помочь хочу, так как жизнь свою ты – и до этого нашего разговора – на бормотуху променял. А теперь ты, Петя Силин, до самого края дошел. Ты видишь, мы никаких протоколов не ведем, просто беседуем с тобой.

Силин молчал, медленно перебирая пальцами петли на пиджаке.

– Мы, – Фомин погасил сигарету, – по закону тебя в таком состоянии допрашивать не можем. Но ты же видишь, что мы к тебе по-людски относимся. Так что и ты, Петя Силин, так же к нам отнесись. А разговор наш короткий будет. В Зачатьевском что взял, Петя Силин?

Силин молчал, кадык на горле его дернулся, пальцы перестали перебирать петли пиджака. Он весь напрягся, а глаза смотрели уже осмысленно и затравленно.

– Так что, Силин, – Вадим встал из-за стола, – мы можем предъявить вам доказательства…

– Не надо, – прохрипел Силин, – не надо, товарищ начальник. Сам все скажу.

– Вот и хорошо, Петя. – Фомин выбил сигарету из мундштука. – Так оно легче будет. Чистосердечно.

– Чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок. – Силин усмехнулся.

– Ты не глупи, Петя, не твои это слова. Ты же не урка ушлая. Ты человек оступившийся.

– Я сам хотел прийти, да загулял. – В голосе Силина послышалась тоска. – Получу-то сколько?

– Мы ж с тобой мужики. Врать я тебе не буду. Вот, – Фомин хлопнул по лежащему на столе УК РСФСР, – здесь все написано.

Фомин взял кодекс, полистал.

– Читай вот, статья 89. Лишение свободы на срок до трех лет или исправительные работы до года. Вот и думай, Петя Силин, что тебе выгоднее – на нарах припухать или из зарплаты отчислять государству.

– Я что, – Силин привстал, – я разве чего… Начальник… Со всей душой я. Попутало меня.

– Силин, –