– Почему ты никогда в меня не верила? – спросила я во сне, и мама, не отрываясь от своих бумаг, как всегда, собственно, и делала, сказала:

– У тебя нет таланта, Аделина. А быть неталантливым хирургом – преступление.

– Мама, у меня множество исследований, несколько патентов, признание в мировых кругах – и ты по-прежнему считаешь, что у меня нет таланта?

– Чтобы написать статью, много таланта не надо. А чтобы быть хирургом, надо этим жить. Жить и не размениваться ни на что другое.

– А на что размениваюсь я?

– Ты стала больше времени уделять созданию семьи. Я в свое время допустила грубейшую ошибку. Мне не нужно было ни выходить замуж, ни рожать детей. Тогда я успела бы в десятки раз больше. Ты же не сделаешь и сотой доли.

От этих слов у меня даже во сне больно сжалось сердце и потекли слезы. Мама никогда не признавала во мне не то что равную, а вообще человека, способного стать хирургом. Она не узнала о моей клинике, о моих настоящих успехах в области пластической хирургии – сперва болезнь Альцгеймера, потом смерть. Но даже в снах она продолжала меня третировать. Наверное, все дело было в том, что я очень похожа на своего отца – Николеньке, который был ее копией, она никогда подобных вещей не говорила, что бы он ни вытворил. Почему же мне до сих пор так обидно, что больно дышать? Может, поговорить об этом с Иващенко?

– О чем поговорить с Иващенко? – раздался голос мужа, и я окончательно проснулась, поняв, что произнесла последнее вслух.

– Уже вечер?

– Да, шесть часов.

– Господи… вот это я уснула…

– И, похоже, даже во сне тебе снится твоя работа, – улыбнулся Матвей, откладывая книгу на тумбочку и поворачиваясь ко мне. – Смотри, я начну ревновать – где это видано, чтобы жена во сне звала психолога, а?

– Ничего мне не снилось, тем более – Иващенко, – пробурчала я, удобно устраиваясь под рукой мужа. – Что будем делать всю ночь?

– Разберемся. Давай-ка лучше температуру твою проверим.

– Мне неожиданно начала нравиться моя болезнь, – сообщила я, зажмурившись. – Ты такой, оказывается, заботливый…

– А то ты не знала, – усмехнулся Матвей.

Конечно, я это знала – он спас мне жизнь дважды, зажимал руками хлеставшую из шеи кровь, пока «Скорая» везла меня в больницу после нападения сектанта с топором. Он никогда не забывал спросить, поела ли я, варил утром кофе, готовил завтрак. Стоило прожить в одиночестве почти до сорока, чтобы потом встретить такого, как Матвей.

Зазвонил его телефон где-то в кухне, и Мажаров, чмокнув меня в щеку, ушел туда, чтобы ответить на звонок. Это оказалась его мать.

– Да, мам, я сегодня дома. С утра консультировал в клинике, потом Аделину привез, она приболела, мы с ней утром под дождь попали. Мам… ну, прекрати, мы ведь врачи. А откуда ты знаешь? В новостях? А еще что сказали? Понятно. Нет, мама, спасибо, приезжать не нужно. Да, и малина еще есть. Мы в воскресенье собирались сами к тебе заехать. Ну, на дачу, конечно, – ты же просила яблоки вывезти. Хорошо, я передам. Все, спокойной ночи, обнимаю. Мама передает тебе привет, – вернувшись в спальню, сообщил он. – Хотела варенье привезти.

– Так ведь есть еще.

– Ну, я так и сказал, но ты ж маму знаешь – от простуды малина самое лучшее средство, – захохотал Мажаров, снова заваливаясь на кровать. – Куда бы я без нее, сам-то не врач ведь.

– Ты для нее сын, ей неважно, врач ты или кто. Кстати, нас с Николенькой мама никогда не лечила. Ей всегда было некогда, так что мы сами справлялись. Я так сразу дяде Славе звонила.

– Я вот всегда хотел у него спросить, да так и не решился – а чего ж он не женился-то на Майе Михайловне, раз уж дышал в ее сторону неровно? – Матвей вытянул у меня из-под мышки термометр, присвистнул: – Ого… растет, однако.

– На ночь уколешь меня еще раз. Почему не женился? Да она бы в жизни второй раз замуж не пошла, что ты! И так всегда говорила, что в ее жизни было только три ошибки и те не врачебные.

– Почему три?

– Ну как? Отец, я и Николенька. Она всегда считала, что могла бы большего добиться, если бы не отвлекалась на семью. Это уж потом, когда отец уехал, она все свалила на меня – и квартиру, и Николеньку. И ни разу не поинтересовалась, каково мне. Но ты знаешь, я вот думаю, что из меня могло ничего и не выйти, если бы не это. Я словно доказывала ей, что меня есть за что любить и уважать.

– Жуткие вещи ты говоришь о моей любимой преподавательнице, – вздохнул Матвей, погладив меня по волосам. – Мне она казалась недосягаемой богиней, я даже подумать боялся о том, какая она, когда снимает белый халат.

– Тебе бы не понравилось, – вздохнула я в ответ. – Майя Михайловна Драгун родилась, чтобы быть великим хирургом, ученым, преподавателем. А вот все остальные опции, такие, как материнство, например, ей в комплектацию добавили просто по умолчанию. Кнопки, приводящей их в действие, там не было.

– А ты злая, Аделина. Все-таки она твоя мать.

– И, не поверишь, я ее очень любила. Но только сейчас стала понимать, насколько была, оказывается, несчастна в детстве.

– Это твой Иващенко задурил тебе голову своими фрейдистскими теориями.

– Мажаров… – Я приподнялась на локте и заглянула в лицо мужа. – И тебе не стыдно? Ты, похоже, действительно ревнуешь?

Матвей зашелся в приступе хохота, но выглядел при этом очень довольным, словно только и ждал, что я это скажу. Иногда, похоже, мужчине надо говорить то, что он хочет услышать.

После ужина мы занялись статьей, написание которой откладывали уже больше двух недель – все никак не хватало времени. Я лежала на диване в кабинете и диктовала по памяти результаты последнего исследования, а Матвей вносил их в таблицы и на ходу придумывал сопроводительный текст. Это ему всегда давалось легче и лучше, чем мне.

– Тебе бы книги писать, – потянувшись, сказала я.

– Не получилось бы.

– Почему? Ты вон как лихо слова в предложения складываешь.

– Я делаю то, что мне интересно, то, к чему лежит душа. А писать что-то другое мне скучно. Да и вообще – столько писанины на работе, чтобы еще и в свободное время этим заниматься? Ну нет.

Я смотрела на занятого работой мужа с дивана и чувствовала, что мама все-таки ошибалась. Нет, семья не мешает карьере, если вы оба увлечены одним делом. Наоборот – мы поддерживаем друг друга, помогаем, подсказываем, вдохновляем на что-то. Это ведь очень важно – иметь поддержку любимого человека, иметь плечо, на которое можно опереться или в которое можно поплакать в случае неудачи. Если близкий человек не строит тебе препятствий, а, наоборот, помогает разбирать те, что нагородили другие, это так окрыляет и позволяет взлететь еще выше… Наверное, мама просто по характеру была одиночкой, ей всегда комфортнее было надеяться и рассчитывать только на себя.