Перво-наперво в туалете, куда он с утра потопал по нужде, вдруг подогнулись ноги и он упал на коленки, едва не разбив себе нос о край унитаза. Не смог открыть кран в ванной, чтобы умыться, это второе. И третье, что было самым страшным, ему вдруг начало мерещиться всякое.

Он жмурился, лежа на диване, содрогался всем телом. Молился, пытаясь прогнать призраки. Не выходило ничего. Его обступали какие-то люди, что-то бормотали, совали ему под нос сумки, в которых теснились термосы разных цветов и размеров.

– Все, это «белочка»! – вынес он себе приговор.

Сполз с дивана. Отправился на кухню. Нашел в аптечке марганцовку. Навел в трехлитровой банке слабый раствор и часа два промывал желудок. Потом, измученный, уснул прямо на полу у дивана. Проснувшись в три часа дня, обрадовался тому, что призраков нет. Он в квартире один. И поплелся на кухню. Вспомнилось, что пару дней назад соседка – Мария Ильинична – приносила ему в кастрюльке куриный бульон. Она страсть как жалела его. И даже пьяного уговаривала обратить внимание на ее внучку, засидевшуюся в девках до тридцати лет. Он спьяну, кажется, пообещал жениться. И даже спросил:

– А если меня посадят, она меня ждать будет?

– А куда же она денется-то. Конечно станет ждать.

Из этого заверения он даже пьяным сумел сделать вывод: дела у внучки Марии Ильиничны никуда не годятся. Наверное, она очень, очень, очень страшная.

Он достал из холодильника маленькую блестящую кастрюльку, поставил на огонь. Дождался, когда разогреется, и выпил бульон прямо через край кастрюльки. Порадовался тому, что не затошнило, и пошел в ванную. Там в горячей воде он провалялся час. Вычистил наконец зубы. Первый раз за неделю. Побрился. Руки тряслись, конечно. Если бы не электрической бритвой брился, порезался бы. А так вышло хорошо.

Он прочистил ножи, аккуратно уложил бритву в коробку. Как-никак, подарок. Прощальный подарок его девушки Стаськи. Подарила на двадцать третье февраля и свалила со словами, что все кончено, что она устала. Он долго потом ломал голову: от чего конкретно она устала, но так и не понял. И даже поблагодарил ее, что свалила до женского праздника, не заставив его тратиться понапрасну.

Но что характерно! После ее ухода у него как-то все не заладилось. То в квартире что-то не так: батарея подкапывать начала, кран так и остался непочиненным и подтекал в ванной, пыль скапливалась гораздо быстрее, чем при Стаське. И машина без конца не заводилась. И тут, бах, еще и по службе проблемы.

Все зло от баб, решил он, заваривая себе зеленый чай после того, как вышел из ванной. В них причина. Он отхлебнул огненного сладкого чая и поморщился. Ну не любил он зеленый чай. Стаська всегда настаивала, утверждала, что в нем больше пользы, чем в черном. А он и к черному был равнодушен. И от кофе не балдел. Пивка баночку выпить – это да, это наслаждение.

– Так, стоп! – приказал себе Сережа, рассматривая в темном стекле кухонного окна свою опухшую физиономию. – Только вылез! Какое пиво!

Он медленно брел в комнату с чашкой чая, когда его тормознул звонок в дверь. Он глянул в глазок и даже обрадовался, увидав на лестничной клетке Марию Ильиничну с какой-то миской в руках.

– Сереженька, очухался? – заулыбалась соседка широко. – Вот молодец, вот хвалю. И даже побрился. Вот умница! Я войду?

А уже вошла. И даже дежурные туфли со стоптанными задниками скинула. И успела шагнуть по коридору к его кухне.

– А я тебе картошечки принесла с рыбкой жареной. Будешь?

– Даже не знаю, Мария Ильинична, что сказать.

Сергей пожал плечами. Голода он не испытывал. Его мучили физическая слабость и душевная тоска. Есть он точно не хотел.

– Давай, давай, к столу. Сейчас я тебя накормлю и поговорим.

Мария Ильинична вовсю хлопотала на его кухне. Доставала приборы, тарелки, выкладывала картофельное пюре, куски жареной рыбы, хлеб. Даже хлеб принесла! Видать, у внучки дела совсем плохи.

– Садись и ешь, – приказала Мария Ильинична, усаживаясь напротив. – Чтобы все съел до крошки!

Удивительно, но он и правда все смел с тарелок. Было невероятно вкусно.

Насытился, разомлел, заулыбался. И вдруг, сам не понимая, как это у него вырвалось, спросил:

– Как там ваша внучка поживает? Когда вы уже нас познакомите?

– Ой, Сереженька, даже не знаю, как сказать. – Мария Ильинична виновато улыбнулась. – Уехала моя внучка-то. К матери в Сибирь уехала. Решила там счастья попытать.

– Надо же, как печально, – сложил он губы горестной скобкой, ничуть не печалясь, как раз наоборот. – А вы вот меня все равно не бросаете, спасибо вам, Мария Ильинична.

– Виновата я перед тобой вроде как, Сереженька. Наобещала с три короба, а девчонка – фьють и улетела, как птичка. Но это ничего. Мы тебя без невесты не оставим. Парень ты хороший. С углом. Так что… Все у тебя будет. Вот проблемы свои решишь и…

– Какие проблемы?

Он насторожился, перестав потешаться про себя над пожилой женщиной. Неужели он спьяну ей все выболтал? Как, как она узнала?

– Так приходил к тебе на минувшей неделе один долговязый, тьфу, такой прилипчивый! – Соседка сморщила лицо, виноватый взгляд ерзал по кухне. – Я ему и так и эдак, а он не отстает. И все карточку свою мне сует и сует в руки. Позвоните и позвоните, как проспится. Ты, то есть.

– И кто это был?

– Так вот кто. – Соседка достала из кармана темного домашнего халата визитку и с выражением зачитала: – Капитан Арский Валерий Иванович. Из полиции он. Уголовный розыск.

С этим типом Сережа точно еще не беседовал. И даже чуть повеселел. Уголовный розыск это не так серьезно, как то ведомство, которое истрепало ему все нервы и довело до запоя.

– Так что делать-то, Сережа? Звонить или нет? Просил же. Обещала же!

– Звоните, Мария Ильинична. Мне-то что.

– Не напьешься, не сбежишь? – Она глянула на него суровым недоверчивым взглядом.

– Нет, – пообещал он.

– Хорошо.

Она ушла, собрав свою посуду, а Сережа снова вытянулся на диване, прикрыв глаза. Если он уснет, уснет настолько крепко, что не услышит дверного звонка, он не виноват. Он не обязан сидеть под дверью, как пес, и ждать какого-то там капитана! Если он им так нужен, пускай вызывают повесткой.

Хотя…

Это не вариант. Лучше все же поговорить на своей территории, чем потеть на жестком стуле, пытаясь угадать свою участь в непроницаемых глазах того, кто ведет допрос.

Он и правда задремал. И даже успел что-то увидеть во сне. Что-то неясное, некрасивое и тревожное, как видения, которые преследовали его давеча. И странно, но проснулся сразу же, как тренькнул дверной звонок. И чуть не бегом кинулся к двери.

– Добрый вечер, – представился высокий малый, стоило Сереже открыть дверь. – Капитан Арский. Я войду?