мглистые ручейки. Сплелись в замысловатый узор и, слившись с цепями, дополнительной перевязью овили пленника.

Тень подалась к Сой Висту. Того стягивали алые нити, прорываясь тончайшими ниточками в бестелесное. Только дальше малого продвинуться не могли, натыкаясь на незримое препятствие.

— Ты сдашься! — Содрав с пояса мешочек, Арже развязал тесьму, взял пригоршню бурого порошка и бросил в призрака. Того объяло иссушающее силы магическое пламя.

Отступив, чёрный маг снова накинул на себя личину добродушия. Вышел в затхлый коридор, затворил дверь и на неё накинул недельное защитное заклинание. Достаточно времени, чтобы призрак промариновался, как следует. Тень посмотрел на соседнюю камеру, где держал своего исконного владельца. Усмехнулся. И переместился в свои покои, намереваясь освежиться и спуститься к ужину.

Стоило ему исчезнуть, в камере Сой Виста вспыхнула пыль. Из стены, в которую недавно шмыгнул фамильяр-пушистик, вышел живой-бесплотный, что с помощью магии придавал своему телу бестелесность. В этой форме он раз в неделю протискивался сюда сквозь брешь в защите. Другие узники его не интересовали.

Облачённый в серые одежды человек огляделся, прислушался, ушёл ли Арже. Лишь затем приблизился к утянутому цепями призраку. Ладонь паренька засияла. Он коснулся амулета иссушения и исходящие из него чёрные нити, съёжившись, осыпались пеплом на холодный пол.

Фэр Арже обнял отца и, замерцав, стал переливать в него силы. Целебную эссенцию, отливающую сиреневым, собранную из личной и чужеродной магии.

— Держись! Скоро тебя вызволю, — пробормотал слабеющим голосом. Его тело медленно блекло. В столь юном возрасте пользоваться мощным артефактом, ещё и сопряжённым с применением запретной исцеляющей техники, опасно. Дыхание жизни могло полностью истощиться.

— Фэр… — прохрипел Сой Вист. В его приоткрывшихся серых глазах вспыхнула искра осознания. Боль. — Хватит…

— Береги силы, — воспротивился парень, лишившийся родителей в день своего рождения. Довершая подпитку, мешающую цепям иссушать, он сильнее прижался к отцу, и сдержано выдавил: — Я знаю свои пределы. Верь мне.

— Ты… — Взгляд бесплотного поблёк, веки опустились, сознание снова потонуло в паутине забвения.

— Верь мне! — повторил парень и сомкнул губы.

Что Фэр — сын Сой Виста, знали двое: Гастинг Арже и его близнец Леон — приёмный отец мальчика.

Лорция Сейкур любила Сой Виста, с ним видела своё будущее, но его отец, несмотря на намечающуюся через месяц свадьбу, временно отложил знаменательное событие и отправил сына на год проходить магическое обучение на границе имперских земель. Через месяц выяснилось, что после прощальной и единственной ночи девушка понесла. А тут ещё Гастинг Арже предложил её отцу такое богатство, от которого расчётливый делец не мог отказаться и готовился продать дочь, игнорируя договор с другим семейством.

Леона Арже подобное положение дел не устроило. После недолгой переписки с близким другом, они решили организовать липовый брак с будущим разводом. Официальный статус супруги защищал Лорцию от притязаний Гастинга и позора в виду своей беременности. Однако в светлое будущее вклинилась судьба, принёсшая тяжёлые преждевременные роды. Мальчик мало того, что шёл ногами вперёд, так всеми силами упирался, стремясь избежать своего рождения. Внешними методами не могли вытащить ребёнка: вокруг младенца сформировалась магическая защита. Та пала лишь когда несостоявшаяся мать испустила дух. И младенца изъяли на свет…

Фэр Арже насторожился и резко отстранился от отца. Кто-то за ними наблюдал.

Не долго думая, он достал из кармана цепочку притяжения, хлёстко разрезал ею воздух, открыв тонкий проход шириною с ладонь. В конце узкого тоннеля парень увидел зависшую в воздухе призрачную Соли Офью. Сжав губы, подросток выпустил связывающие нити и выдернул женщину из владений Вистов. И уже вдвоём с нею, пройдя сквозь брешь в стене камеры, переместился в своё тайное убежище.

Пребывающая в трансе бесплотная дама резко пришла в себя и обнаружила, что вокруг неё подавляющий силы серый известняк. Она парила в центре идеального круга, по краю которого вились письмена, привязывающие бесплотных к одному месту.

— Вы понимаете, что творите, молодой человек? — сурово взвилась немолодая дама, приметив Фэра Арже.

— Ради общего блага, госпожа Офью, побудьте пленницей, — отозвался подросток, ползая вокруг круга и дополняя новыми письменами сдерживания уже созданную печать. — Ваши правнуки своим умом живут. Наставлять — худшее из зол. Просвещать о моих планах тем более. К голосу разума прислушайтесь.

— Говорит ребёнок! — озадачилась старшая.

Что малец одарённый, она знала. Но умение заточать бестелесное… Такие навыки прививают на третьем курсе магической академии.

— Кто же виноват, что развит не по годам, — парировал наглец, поняв направление её мыслей. Выпрямившись, он с брюк отряхнул белую пыль. Оправил серый сюртук, одёрнул правый манжет. Восстановив визуальное достоинство, спокойно встретил суровый взгляд призрачной. — Не серчайте, госпожа. Всё образуется.

Обнадёжив тем самым свою пленницу, подросток удалился, игнорируя вослед летящие слова устрашения. Призрачные не бросались ими попусту. Обещанное всегда исполняли. Но это произойдёт потом, не сейчас. Время пока на его стороне.

Вернувшись в свою комнату в имении Арже, Фэр воплоти уселся за заваленный научными книгами стол за мгновение до появления на пороге дяди. Тот огляделся. Не обнаружив следов магии, указывающих на перемещение, внутренне раздосадовался.

«Этот прохвост неуловим…»

— Постигаешь? — кивнул на книги.

— Постигаю, — отозвался подросток, выставив пред очами «родственника» поэтические трактаты Сайка — задание приходящего преподавателя. Низший маг земли наставлял парня в стихосложении. Учил творить заклинания методом наслоения слов. Необходимо мысленно произносить одно, вслух — другое, а в действии воплощать иное. Трёхслойк — сложная система исполнения, но отменно маскирует истинную основу заклинания.

— Взрастить великий ум можно только чтением, — процитировал некоего древнего мага Гастинг Арже.

Фэр внутренне поморщился на привычную назидательность.

Судя по желчному взгляду «дядюшки», тому не по нраву изучаемые «племянником» книги. Вслух, естественно, не признается. Блюдёт добронравие внутри семьи. Исключение — Калин. С нею наедине никогда не церемонится.

У подростка дёрнулся уголок губ. Он подавил тёмные чувства.

— Несомненно, дядя, — согласился.

С ним они давно вели игру. Искали зацепки, неблаговидную провокацию, но каждый скрывал, что следил и отслеживал. Для Гастинга Арже показная благодетель открывала многие двери и создавала внутри семьи зону комфорта. Фэром двигали личные побуждения. Пока он действовал в рамках установленных правил, открыто не лез на рожон, продолжал жить. Так называемый дядя не станет лишний раз усложнять положение вещей. Ему ни к чему пристальное внимание со стороны.

Подросток глянул на свою идеально застеленную кровать, тумбочку с книгами, на светильник, впитывающий дневной свет, чтобы ночью рассеивать мрак. Мрак этого дома поистине чёрен. Жить на могильнике — изведать всю полноту чужой кончины: слышать отголоски истошных криков магов, повторяющееся эхо воющих в истязании фамильяров, чувствовать на коже выжигающие клейма, боль, страх, что рассеивались с