Егеря, шикая на собак, погрузили животных и людей в лодки и развезли по номерам.

Рину и Ивана Александровича выгрузили на небольшом островке. В длину шагов пять, а в ширину не больше трех, он кочкой торчал над озером и был совершенно не виден в зарослях тростника, камыша, рогоза и другой растительности. Островок был перекрыт гатью – настилом из нетолстых жердей, и кое-где под ними хлюпала вода.

Иван Александрович выбрался из лодки сам, Рину Семеныч высадил на берег лично, потом так же, как и женщину, перенес на настил вертлявого кокер-спаниеля, погладил тихо потявкивающего пса и велел:

– Не подведи, дружок.

На гать поставили два перевернутых деревянных ящичка – чтобы можно было присесть, – вот и все удобства.

Сунув в руки Рине собачий поводок, егерь хриплым шепотом наказывал:

– Держи крепко. Зовут его Рыська. Спускать можно, только когда хозяин, – он махнул головой в сторону Ивана Александрович, – начнет стрелять. Поняла? И не забудь ошейник снять, перед тем как отпустить. Иначе зацепится за корягу и задавится, не дай бог.

Рина послушно кивала, намотав на руку мокрый поводок. Плоскодонка тихо отчалила. Черное пятно на фоне темного неба, лодка быстро растворилась в предутреннем сумраке, но еще некоторое время слышался шелест раздвигаемой бортами травы, короткий чавк погружаемого в воду шеста и собачья возня.

Ожидание показалось Рине совсем недолгим. Несколько минут – и вот горизонт желтеет и становится видно, что небо покрыто облаками. Рассвет раскрашивает их, как завзятый импрессионист: мазки желтого поднимаются выше, вытесняемые оранжевым и лососевым, а по краям нежно-розовым. Жемчужная плотность облаков силится удержать яркие краски утра, размазывает и рассеивает их, превращая торжествующе яркое и плотное масло восхода в пастель утра. Вода тоже участвует в празднике света – она отражает цвета неба, искажая их и преломляя, протыкая горизонт камышами и расчерчивая темными силуэтами первых поднявшихся на крыло птиц. А потом мирную жизнь озера, где слышатся звуки ветра, птиц и загадочные всплески – всю эту естественную симфонию, – грубо разрывает выстрел. Первый кажется случайным, но за ним тут же начинается беспорядочная канонада, и птицы группами наполняют воздух. Иван Александрович вскинул ружье, и оно грохнуло так оглушительно, что Рина от испуга чуть не выпустила поводок. Рыська крутился и рвался в воду, и она торопливо принялась теребить ошейник.

– Спускай собаку! – крикнул Иван Александрович.

Он встал и, широко расставив ноги, приложил ружье к плечу и раз за разом палил в летящих прямо на него, мечущихся по небу птиц. Рина смогла наконец отыскать застежку в густой и пахучей собачьей шерсти. Радостно взлаяв, Рыська метнулся в воду. Где-то он перебирался по кочкам, где-то вплавь и скоро пропал среди камышей.

Рина зажала уши и смотрела, как падают с неба птицы. Вот одна упала совсем близко и крутилась по воде, неловко взмахивая одним крылом и вскрикивая. Рина смотрела на нее и думала, что не надо было ей ехать на охоту. Это жестокое, бессмысленное и отвратительное занятие – палить на рассвете из ружей в беззащитных птиц, пока собаки рыщут в камышах, собирая подранков и мертвых уток.

Вскоре Рыська вернулся, таща в зубах утку, потом еще одну, и еще, и вот на помосте у ног Рины громоздятся тушки; некоторые бьются и дышат, они разевают клювы, и кровь блестит на перьях, а кое-где сквозят кости и плоть. Она закусила губы, борясь с дурнотой, но – сама напросилась – сидела молча, пытаясь как можно дальше отодвинуться от птичьих тел. Но островок был слишком мал, и через час, когда выстрелы стали реже и из камышей показалась лодка, она встретила ее как освобождение от запаха крови, мокрых перьев, собачьей шерсти и пороха.

С тех пор дичь Рина не ела, и на озера с Иваном Александровичем не напрашивалась.

Пока мужчины охотились, «женский состав» коротал время в зале у камина. Рина тоже устроилась было у огня, но очень быстро устала от разговоров о шмотках, брюликах и косметологах. Да еще услышала, как в углу одна из уже подвыпивших девиц шипела другой:

– Смотри, мадам сидит. Снежная королева, блин. Уверена, что не нам чета, а сама такая же, раз в любовницах ходит.

Рина молча встала и вышла, оставив позади звон бокалов, злобное шипение девиц, сплетни и прочее. По территории хозяйства раскидано было несколько домиков, деревянных, но вполне комфортабельных. Рина набросила куртку и пошла в «свой» коттедж. Достала книжку, забралась с ногами на кровать и погрузилась в стилистику современного американского фитодизайна. Потом она задремала и проснулась, только когда за окнами зазвучали громкие голоса и гудки автомобилей. Рина спрыгнула с кровати, торопливо глянула на себя в зеркало: макияж на месте, волосы, завитые в крупные локоны и заколотые высоко на затылке, немного растрепались, ну да это ничего. Набросила курточку и побежала вниз. Положено было восхищаться добычей и нахваливать добытчиков. Она улыбалась и ахала, слушая, как «он низенько так пошел, поганец, ну да я все равно его достал, да с двух стволов как шарахнул…». На дичь старалась не смотреть: от вида окровавленных тушек к горлу подступала тошнота.

Через какое-то время они с Иваном Александровичем поднялись в номер.

Он все еще рассказывал про охоту, и Рина слушала и улыбалась, блестя глазами.

– Что сначала: баня или банкет? – спросила она, вклинившись в недолгую паузу, пока он пил ессентуки.

– Сперва банкет. Но времени полно, успеем отдохнуть. Пока уток разделают… ну-ну, не буду. – Он заметил, как она поморщилась. – Дай-ка я лягу… устал немного.

Он устроился на кровати, подложив повыше подушки, и очень быстро задремал. Рина прилегла было рядом, но потом встала и подошла к окну. Вокруг коттеджей стеной темнел лес. Кто-то бродил между деревьев, перекликаясь и заливаясь счастливым смехом. Но ей ни за что не хотелось бы оказаться там, среди темных стволов, когда ноги оскальзываются на сырых тропинках и коварных корнях. Рина, как человек сугубо городской, природу любила в основном в парках. А если лес – то из окна машины, когда мимо проносятся живописные пейзажи.

Часа в четыре егерь, выйдя на крыльцо, затрубил в охотничий рог. То был сигнал, что ужин готов. Рина, вздохнув, вылезла из пушистого уютного свитера с высоким воротом и надела шелковую кофту модного в этом сезоне ежевичного цвета с глубоким декольте. Сменила джинсы на короткую юбку и достала из сумки чулки.

– Не спеши, – неожиданно подал голос Иван Александрович с кровати. Рина засмеялась и с душой исполнила номер стриптиз наоборот. Села напротив кровати, так, чтобы ему видны были кружевные трусики, когда она подняла ногу, чтобы натянуть чулок. Потом повторила номер с другим чулком. Иван Александрович вполне оценил ее талант, и они приятственно провели следующие минут сорок. Затем Рина принялась поправлять одежду и волосы, а мужчина курил у окна, потом тоже переоделся, и они отправились на ужин.

Зал центрального коттеджа был заставлен столами. Большая часть гостей уже собралась, и появление припозднившихся встретили приветственным гулом. Столы ломились от дичи и бутылок с напитками. Рина шла к оставленному для них месту за одним из столов, не глядя по сторонам, но зная, что все девицы – кроме успевших набраться и осоловеть – внимательно разглядывают ее, оценивая марку и фасон одежды, а также прикидывая, настоящие ли камни в длинных серьгах. Серьги были винтажные, с аметистами и горным хрусталем и довольно тяжелые, но уж больно хорошо смотрелись, и Рина решила потерпеть. Она положила себе овощей и позволила налить белого вина. Немного поговорила с сидевшим по левую руку мужчиной, он оказался налоговиком, и Рина улыбалась ему старательно, а потом его позвали, и он, извинившись, отчалил в направлении другой компании.