сложив руки на груди. – И муж ее погиб во время бомбежки… На ее долю выпало столько страданий!

– Я же говорил тебе, так ведь? – Филипе почти кричал, глядя прямо на меня. Его ноздри раздувались, а плечи напряглись. – Я говорил тебе, что это только вопрос времени, когда они возьмутся за нас. Это наше наказание, потому что мы залегли на дно и позволяем им пытать наших еврейских братьев и сестер, Алина. Теперь они крадут наших детей, и одному Богу известно, что будет с этой малышкой теперь, когда она вдали от своей семьи!

Эмилия слушала все это, ее глаза расширились, а подбородок задрожал.

– Филипе, – зашептала я, с тревогой глядя на нее. – Пожалуйста, не сейчас.

Станислав попытался разрядить ситуацию – он игриво наскочил на Филипе, который вскрикнул от удивления. Он уже собрался сбросить Стани, но посмотрел на Эмилию. На ее лице появилась удивленная улыбка, и Филипе обмяк. Стани явно ожидал поединка по борьбе и, похоже, не знал, что делать с братом теперь, когда тот прижат, поэтому я быстро пересекла комнату, чтобы присоединиться к клубку тел на полу. Я ухмыльнулась Эмилии, сжала руки в клешню и стала щекотать своих крепких юных братьев. Они оба непонимающе посмотрели на меня, но потом, когда Эмилия взвыла от смеха, подыграли мне.

Труде и Эмилии пришло время уходить, и Филипе со Стани настояли на том, чтобы сопровождать их. Когда мы смотрели, как четверка поднимается в лес, чтобы пересечь холм на пути в город, мама покачала головой.

– Этот мальчик беспокоит меня, – пробормотала она.

Я точно знала, какого мальчика она имела в виду.

* * *

После того дня я стала тенью Филипе. К тому времени оккупация длилась уже несколько месяцев, и я вообще ничего не слышала о Томаше, так что мне нечем было заполнить свои мысли, кроме переживаний за него и боязни, что моего брата вот-вот убьют – и только один из этих моментов я могла контролировать. Я была занята тем, что следовала за Филипе по ферме, при любой возможности убеждая его беречь себя.

Я действительно думала, что самым большим риском для Филипе было искушение присоединиться к Сопротивлению, но у него даже не было шанса отправиться на поиски опасности, потому что довольно скоро она пришла к нам. Однажды утром, когда мы с мамой в поле собирали картофель, я была напугана звуком грузовика, грохочущего по дороге рядом с нашим участком. Когда он проезжал мимо, солдат на пассажирском сиденье уставился прямо на нас, и из моего рта вырвался звук, который был почти криком.

– Мама…

– Сохраняй спокойствие, – тихо проговорила мама. – Что бы ни было, Алина, не паникуй.

Пульсация крови эхом отдавалась в ушах, мои руки тряслись так сильно, что мне пришлось прижать их к земле, дабы унять дрожь. В конце концов я села на корточки и в ужасе смотрела, как грузовик останавливается прямо у ворот нашей фермы. Четверо солдат спрыгнули на землю и подошли к сараю, где работал отец.

Я не слышала, о чем они говорят, – мы были слишком далеко. Это был очень быстрый визит – солдаты вручили отцу листок бумаги и ушли, так что я успокоила себя, что все в порядке. Я наблюдала за грузовиком, пока он ехал по дороге к дому Голашевского.

Мама внезапно встала и побежала к дому, я отставила корзину в сторону и последовала за ней. Когда мы добрались до отца, мы обнаружили, что он читает объявление, тяжело прислонившись к дверному косяку сарая.

Отец казался ошеломленным. Он медленно моргал, и краска сошла с его лица.

– Что это? – требовательно спросила мама и выхватила бумагу у него из рук. Пока она читала, у нее из горла вырвался тихий звук.

– Мама, папа… – прохрипела я. – Что случилось?

– Иди и приведи своих братьев, – глухо сказал отец. – Нам нужно поговорить.

Мы сели за стол, и каждый из нас по очереди прочитал про себя листовку. Это была повестка – все семьи в нашем округе, у которых имелись дети старше двенадцати лет, должны были отправить их для распределения на работы. Я была слишком расстроена, чтобы прочитать все полностью; каждый раз, когда я пыталась, мое зрение затуманивалось слезами. Тем не менее я была полна решимости сохранять хоть какой-то оптимизм или, еще лучше, найти лазейку.

– Должен быть способ обойти это, – заявила я во всеуслышание. Мои братья обменялись нетерпеливыми взглядами, но я лишь надавила сильнее, пытаясь найти выход из этой неразберихи. – Они не могут заставить нас покинуть нашу семью и наш дом. Они не могут…

– Алина! – резко оборвал меня Филипе. – Это те же самые люди, которые застрелили Алексея и мэра на глазах у всего города. Это те же самые солдаты, которые заставляют еврейских детей в городе работать от рассвета до заката, это те же свиньи, которым ничего не стоит забить женщин и детей до смерти, если они ослушаются. Те же люди, которые силой забрали маленькую Паулину Новак только потому, что у нее светлые волосы. Ты действительно думаешь, что они будут колебаться, увозить ли группу подростков из их дома, только потому что мы можем затосковать?

В тот вечер я рано легла спать, закрыла дверь и оглядела свою маленькую комнату – мой крохотный мир. Мои родители разделили наш небольшой дом на три комнаты – хотя по сегодняшним стандартам две из этих комнат считались бы смехотворно маленькими, не больше, чем шкафы. Мы были фермерами – крестьянами, на местном наречии – людьми, которые зарабатывали с нашей земли ровно столько, чтобы прокормить себя, и в засушливые годы каждый колосок пшеницы был на вес золота.

Так много раз с тех пор, как уехал Томаш, я отчаянно хотела сбежать из этого дома в Варшаву, чтобы быть с ним. Однако тогда я думала, что ухожу от своей семьи в манящие объятия ждущего меня Томаша: совершенно иной сценарий, нежели тот, в котором меня насильно отрывали от корней и отправляли к враждебным незнакомцам во враждебную страну. Я жила здесь, на ферме, в разрушенном мире, ежедневно поднимаясь с постели только потому, что каждый восход солнца мог по крайней мере принести новости о Томаше, о том, что он в безопасности. Если нацисты заберут меня, как он вообще меня найдет? Откуда я узнаю, что с ним стало? Месяцы, прошедшие с момента его последнего письма, казались невыносимыми. А как же я смогу выжить, если незнание станет постоянным состоянием?

Я лежала в кровати, обхватив свои плечи, и