— Об этом кто-нибудь знал?

— Могли догадываться.

— Решение будет разблокировано? Голосов достаточно?

— Вполне.

На взгляд Надежды Прохоровны, Разольская и Паша разговаривали как два марсианина. Архипов все смекнул, по всей видимости, задавал толковые вопросы, пробирался к сути…

Пенсионерка Губкина, и без того сидевшая, словно недавно на нее ушат помоев вылили, печально приходила к мысли: были когда-то и мы рысаками… да вышли все. Спеклись и выдохлись. За молодыми не угнаться.

По сути, вроде бы понятно. По делу — маловато. Хорошо бы бумажку взять и подсчитать проценты нагдядно…

— Завещание вы уже оформляли?

— Да. Но недавно оно было изменено.

— В чью пользу? Кто был раньше наследником? Вы ставили кого-то об этом в известность?

Пал Палыч торопливо подбирался к итогу, понятному даже самому престарелому из сыщиков, — ищи, кому выгодно. Пляши от печки, от мотива.

Это уяснила даже еще недавно плутавшая в дебрях организации бизнеса баба Надя.

Но Разольская почему-то перестала откровенничать. Выслушала последний вопрос, заледенела лицом и сомкнула губы в узкую, непроходимую для звука щель.

— Генриетта Константиновна? — удивленно поднял брови шеф.

— Пожалуйста, без отчества, — глядя прямо в глаза Архипова, четко проговорила бывшая циркачка. — Терпеть не выношу…

Чего она терпеть не выносит, понятно было не совсем. Кажется, Разольская отчетливо дала понять, что не выносит, когда ей намекают на Мафусаиловы года, но прозвучала отповедь двояко. Пожалуй, с акцентом на прежнее излишнее любопытство.

Под направленным взглядом с жестким излучением Архипов смутился.

Надежда Прохоровна пожалела мужика. Он парень подневольный, привык перед клиентами выкаблучиваться, а с бабы Нади взятки гладки. Где сядешь, там и слезешь.

— Ты, Генриетта, брось глазами сверкать. Человек тебе помочь хочет.

Излучающие рентгеновские лучи глазки мигнули. Циркачка стушевалась, вильнула…

— Говори по сути, — настаивала Губкина.

— Да я, по сути, и не оповещала никого об отданных распоряжениях. Так, намекала.

— Почему? — не собиралась отступать Надежда Прохоровна.

— На то были веские причины. Я… не была уверена в том, что хочу оставить все одному человеку.

— Какому человеку? — наседала баба Надя.

— Богдану Кожевникову! — разозлено выпалила Разольская. — В прежнем завещании я оговаривала несколько пунктов, но наше российское законодательство слишком прямолинейно подходит к вопросам наследования… Войдите!

В дверь номера тихонечко стучали. Сбившаяся с мысли Разольская раздраженно выкрикнула разрешение, и в узкой щели дверного проема нарисовалась озабоченная физиономия круглоголового ушастого паренька.

— Что, Максим?! — не менее раздраженно бросил тому охранный шеф.

— Приехали уже, Пал Палыч. Попросили вас позвать…

— Ухты! — подхватился Архипов. Посмотрел на часы, озабоченно нахмурился. — Заболтался совсем… Простите, дамы, у меня начальство приехало. Пора на ковер.

— Не гостиница, а проходной двор, — проворчала баба Надя в спину уходящего Архипова.

Генриетта Константиновна смотрела на Надежду Прохоровну чуть-чуть насмешливо. Той даже показалось, что после ухода сведущего в бизнесменских штучках Палыча ее дурить начнут. Всенепременно начнут!

Жаль, жаль. При Паше-то как все ловко получалось: он «штучки» рубит и проценты шустро подсчитывает, баба Надя в человеческую суть зрит…

— Так что там, Генриетта, с Кожевниковым? — спросила тем не менее отважно. — Почему ты вначале решила его наследником сделать, а после передумала?

Разольская убрала с лица выражение насмешливости:

— Не все так просто, Надежда Прохоровна. Вы когда-нибудь составляли завещание?

— Да. К нотариусу ходила.

— И наверное, он вам все объяснил в деталях… — вздохнула саркастически. Но все же не удержалась от ехидства. — В завещаниях, составленных на территории России, Надежда Прохоровна, не предусмотрены какие-либо особые пункты. Только: кому и сколько. Никаких условий. Поскольку не в Америке живем. У нас нельзя поставить наследнику условия: куда и при каких обстоятельствах он может тратить наследуемые капиталы. Если уж отдал наследство, то все — в полное владение после своей смерти.

— А тебя это не устраивает? — ехидно ввернула баба Надя.

— Не устраивает, согласилась богачка. — Я попыталась как-то обойти закон, пока назначила Богдана доверительным управляющим, под эгидой холдинга создала свой благотворительный фонд, но… на это ушло слишком много времени. И сил. И нервов.

— Мудрено как-то, — созналась пенсионерка-крановщица, попросту отписавшая нею денежку и жилплощадь Софе и Настеньке.

— В России живем, — вздохнула Генриетта. — Переводить за границу основные актины без ведома остальных мажоритариев я не имела ни права, ни оснований…

— Так! — перебила резко баба Надя. — Ты мне тут с этими мажо… маро… не крути! Говори по существу.

— Извольте, — усмехнулась Разольская. Поди, не часто ей удавалось умностями поблистать. Все больше сумасшедшей притворялась. — Итак, под крышей холдинга я основала фонд. Это понятно?

— Угу.

— Но на это ушло время…

— А почему ты вовсе свою долю не продала?! — вскипятилась бабушка Губкина, совершенно не любившая, когда ее за тугоумную старуху держат. — Чего за свой капитал уцепилась? Продала бы акции и сидела сейчас где-нибудь у теплого моря, Арно и Севу плавать учила!

Как видно, Надежда Прохоровна метко ударила в больное место. Не ожидавщая подобной меткости «блистающая» сумасбродка сдвинула челюсти, посмотрела на седенькую бабушку глазами, в которых тоска всплыла…

— Не получилось, — произнесла чуть слышно. — После смерти Андрюши я так и собиралась сделать — продать все к чертовой матери, уехать к морю… Но по тому же российскому законодательству для вступления в права наследования надо ждать полгода. А вы помните, что случилось за это время — умер узбекский мальчик в ресторане… Я… как-то растерялась. Попробовала провести расследование… Выяснить, кто мог убить Андрюшу и покушаться на меня! — Внезапно пробившийся в словах Генриетты пыл пробудил в бабе Наде сочувствие. — Желать смерти моей, Андрюшиной и Терентия Богрова мог кто-то из ближайшего окружения, понимаете?!

— Понимаю.

— Тогда из расследования ничего не получилось, — вновь перешла на нормальный тон Разольская. — И вышло так, что в последнее время я могла доверять только Махлакову. Он единственный остался из друзей Андрюши… Я была уверена, что к смерти моего мужа и Богрова он совершенно не причастей. И предложила ему выкупить мои акции. Сережа согласился. — Разольская раздражено схватила чайник, вылила из него в чашку последние капли, выпила, кивнув каким-то старым воспоминаниям. — В то время у Сережи появились серьезные финансовые проблемы, У каждого из нас есть личные, и немаленькие, свободные капиталы. Махлаков неудачно сыграл на бирже… В общем, своих денег на покупку моей доли у него не хватало. Я предполагала, что Сережа обратится к друзьям, к банкам… Он обратился к Аделаиде.