— То есть… Из-за больных зверюшек притворялась сумасшедшей?

— Я была обижена, — жестко проговорила Разольская. — Меня попытались обвести вокруг пальца — не вышло. Я сама всех обвела.

— И потому убить пытались?

— Вы имеете в виду — из мести? Нет, это вряд ли. Все гораздо проще и тривиальнее — деньги, деньги и еще раз деньги. Скорее всего, кому-то не понравилась моя строптивость в отношении продажи бизнеса. Реальную, адекватную цену не так-то просто получить. Федор и Аделаида тоже выступили против продажи холдинга, таким образом, объединив активы, мы получили более пятидесяти процентов, то есть блокирующий пакет.

— Но ты ведь ехала сюда соглашаться на продажу.

— А кто об этом знал? Я поговорила только с Сережей Махлаковым на новогоднем вечере, за несколько часов до его смерти. Но вот успел ли он сказать об этом кому-то еще… Не знаю.

Надежда Прохоровна покрутила головой, Если Генриетту пытался отравить кто-то из тех, что настаивали на продаже бизнеса, это одно. Простая логика подсказывает подозреваемых: Римма Игоревна, ее дочь Аня и вроде бы Миша.

Если Махлаков успел кому-то сказать о том, что Генриетта согласна избавиться от докучливого бизнеса, все поворачивается в обратную сторону: Аделаида, Федя Махлаков.

Всем не хватает процентов Генриетты. У нее самый крупный пакет акций — тридцать три процента с лишком. Любая группа обретает решающий голос.

Этой элементарной математики наконец-то хватило Надежде Прохоровне для понимания момента.

— Константиновна, а почему ты в одно время хотела сделать наследником Богдана Кожевникова, а после перерешила? — думая, что причина убийства может крыться совсем на поверхности, спросила баба Надя.

Разольская рассеянно покрутила массивный перстень на пальце, склонила голову чуть набок… И Надежда Прохоровна вновь распереживалась как только затрагивают тему аннулированною завещания, та юркает в раковину.

Что за тайна?!

Но Генриетта неожиданно начала говорить. Неторопливо и глухо.

— Богдан очень нравился моему мужу — хороший мальчик, правильный. Когда мне понадобился доверительный управляющий, я совершенно не раздумывала — Богдан, Богдан и только Богдан. Я могла абсолютно на него положиться, и в вопросах бизнеса этот мальчик меня не подвел. Трудолюбивый, исполнительный, с отличным образованием, но главное — надежный. Он ни разу не дал мне ни малейшею повода сомневаться в его порядочности. Если бы я так и умерла совладетельницей холдинга — Богдан унаследовал бы все мои активы. Личные и немалые средства я пожертвовала на благотворительность, разделила между старыми друзьями… Относительно доли в бизнесе договорилась с Богданом: после моей смерти он продолжит также поддерживать приют для животных, расширит клинику… Я ему доверила. В деловом отношении он кристальной порядочности человек.

Разольская снова, внезапно и вдруг, онемела, и бабе Наде пришлось подтолкнуть ее вопросом:

— Ну, ну? И что же изменилось?

Генриетта согнулась, приблизилась к Надежде Прохоровне и недоуменно прошептала:

— Он женился на этой женщине.

— На ком? — слегка опешила Надежда Прохоровна. — На Аделаиде, что ли?

— Да! Он женился на этой женщине! — Разольская выпрямилась и больше ничего добавлять не стала, Надежде Прохоровне и так стало понятно — богатой вдове невыносима мысль, что хоть одна копейка из ее состояния достанется врагу. Врагу, виновному в скоропостижной смерти любимой подруги.

Наверное, ужасно думать, что одна и та же особа, раз за разом, год за годом, жестоко вмешивается в твою жизнь. Вначале — смерть от горя любимой подруги. Потом — предательство друга. Теперь — Аделаида уводит «хорошего мальчика», «почти что сына»…

Есть от чего в негодование прийти. Есть за что возненавидеть.

Но и жизнь-то продолжается, об этом тоже надо думать. Богдану, поди, уже под сорок, по дискотекам он не шляется, по улице пешком не ходит — где с девушками знакомиться?..

На работе.

А на работе то и дело — стройные ножки. Зеленые глазки. Вдова в критическом возрасте.

Неудивительно, что роман вспыхнул. Обоих одинокая жизнь замучила…

Надежда Прохоровна поворочалась на диване, поправляя под спиной подушечку, сочувственно покряхтела…

— А когда он женился?

— Примерно месяц назад, — глухо выговорила Разольская. — Я узнала об этом случайно, сам Богдан об этом, разумеется, не доложил… Они даже здесь в разных номерах расселились, обручальных колец на пальцах не носят. Скрытничают! — Фыркнула многообещающе. — Но ничего, я их на чистую воду выведу… — Посмотрела на Надежду Прохоровну пытливо и сказала, как в ледяную воду прыгнула: — Так и быть. Признаюсь. Новое завещание я оформила, но подписывать не стала. Нотариус приедет завтра.

Как было Надежде Прохоровне не всплеснуть руками?

— Хочу посмотреть на их лица. В глаза Богдану хочу посмотреть, когда буду отказывать ему в наследстве.

— Зачем ты так мудрено-то…

— Я три недели ждала, пока он придет и признается! Три недели! На новогоднем вечере думала — подойдет. Признается, что женился на этой стерве.

— Так получается… Кожевников, еще не знает, что ты собираешься изменить завещание?

— Догадывается. В новогодний вечер я непрозрачно намекнула, что готова это сделать. Хотела подвести его к разговору, ждала, что он признается… У Кожевникова не хватило духу.

Надежде Прохоровне захотелось обругать запутавшуюся в интригах богачку. Тут, понимаешь ли, людей убивают, а ей — в глаза надо посмотреть! Битый час своим наследством мозги крутит, а главное сказала только что!

— А почему нотариус только завтра приедет?!

— А потому что, договариваясь с занятым семейным человеком на день рождественских каникул, я не знала, что умрет Сережа! — также пылко ответила Разольская. — Вначале я хотела сообщить, что готова продать бизнес, выслушать все прения, а подписание нового завещания задумала как финальный акт! Конец всего — аплодисменты!

Ну точно надо обругать! Вся голова у дуры седая, а все спектакли устраивает. Финальные акты ей с аплодисментами, видите ли, требуются.

— А со мной почему секреты разводила?

Генриетта Константиновна пораженно уставилась на крупноносую дотошную бабушку. Та не спускала:

— Не в бирюльки, поди, играем, убийцу ищем!

— Надежда Прохоровна, — сипло, приближая лицо, прошептала Разольская, — мы с вами знакомы час. Я вас вчера впервые увидела, а вы хотите, чтобы я перед вами вся вывернулась?! Да?!

— Ну-у-у…

— Что — ну?! Что — ну?! Я много лет живу в страхе, два года назад в моем доме, в моем компьютере, в моем телефоне обнаружили следящие программы. Я существую под колпаком врага!